— Я бы могла тебя убить, — прошептала она. — Не хотела, но могла бы…
— Знаю, — улыбнулся он. — В любом случае ты могла бы защищаться лучше. Но ты приняла наказание.
Марианна не стала с этим соглашаться и закурила новую сигарету.
— Ты бы предпочла сорок дней в карцере?
— Плевать на твой карцер! Так или иначе, что там, что в другом месте… Везде сплошной кошмар.
Она отвернулась, удерживая слезы, готовые вот-вот прорвать оборону.
— Да, везде кошмар. Но ты ведь здесь не случайно… Ты убийца, Марианна. Не забывай об этом.
— Как, по-твоему, я об этом забуду! — вскричала она. — Ты что себе вообразил? Что мне наплевать?
— Ты сожалеешь?
— Что это меняет, скажи?
— Все. Это меняет все. Если ты сожалеешь, значит не так безнадежна, как о тебе говорят.
Ее глаза наполнились пронзительной грустью. Сверхчеловеческое усилие, чтобы не пустить слезу. Ведь она никогда не плачет перед другими.
— Ты не злая, просто не умеешь совладать с яростью, которая клокочет у тебя внутри. Я был бы рад, если бы тебе это удалось. Ты можешь. Я уверен в этом.
— Это слишком трудно… — произнесла она, помотав головой.
— Зачем ты мучила ту бедняжку?
Лицо Марианны исказилось. Ненависть захлестнула ее.
— Я не вынесу… Ты не знаешь, что это такое… когда кто-то все время рядом…
— Но ты жила так в начале своего заключения… И привыкнешь снова.
Она опять помотала головой.
— И все-таки придется.
— Почему вы так хотите, чтобы она осталась со мной?
— Кажется, мы заключили сделку… Ты должна была это принять в обмен на некоторые послабления. И не выполнила условия.
— Я ничего не обещала!
— Ты промолчала в знак согласия, милая моя!
— Стало быть, я предпочитаю наручники и все остальное.
— Слишком поздно. Обратной дороги нет.
— Почему бы вам не засунуть ее в другое место?
— Ее нельзя поместить абы с кем, а одиночных камер у нас больше нет. К тому же рискованно оставлять ее одну…
— Еще того хлеще! Самоубийца! — взвилась Марианна. — И вы никого другого не нашли, кроме меня? Я ей не нянька!
— Ты кое-что получила взамен, так что дело не в этом.
— Ничего не понимаю! Что в ней особенного, в этой кукле? Разве что у нее такой вид, будто она восстала из гроба и хочет поскорей туда вернуться!
Даниэль смутился. Марианну вдруг осенило:
— Черт! Только не говори, что… Не говори, что она педофилка! Если ее нужно изолировать, значит она…
— Детоубийца, — закончил он.
Марианна подскочила, будто ужаленная осой:
— Вы подсунули мне в камеру тетку, убивающую детей?! Поверить не могу!
— Если ее поместить в камеру на троих, она не продержится и недели…
— Со мной она и трех часов не продержится! — заявила Марианна голосом, охрипшим от ярости.