— Джонни, никогда не говори, что я не люблю тебя и в тебе не нуждаюсь. Тебя не было так долго! Что-нибудь случилось?
Я поцеловал ее, и некоторое время мы стояли, прижавшись друг к другу.
— Ты достал лодку?
— Да, достал, — сказал я. — Лодку я достал.
— Слава Богу, Джонни. Знаешь, ведь ни ты, ни я сегодня ничего не ели.
— Я не голоден. Мне не хочется есть. Кто-нибудь звонил? Я имею в виду…
— Я понимаю, — сказала она. — Звонили три раза, но не те, кто нас интересует. Знаешь, люди каким-то шестым чувством понимают, что с нами что-то происходит. Именно поэтому и звонили Дженни Харрис, Фреда Гудмен и Дэйв Хадсон.
Следом за ней я прошел в кухню. Она бросила на меня вопросительный взгляд.
— Дэйв был встревожен, Джонни. — Она села за стол. В кухне стоял аромат свежесваренного кофе. — Сядь. Кофе, я думаю, ты всё же выпьешь. Почему Дэйв обеспокоен? Ведь не из-за чека?
— Нет, не из-за чека.
Я рассказал ей о пистолетах. Выслушав меня, она встала и, опершись спиной о стол, стала разглядывать меня своими широко расставленными глазами:
— Бедный Джонни!
— Мне не нужна жалость, — раздраженно ответил я.
— Что бы ты стал делать с оружием, Джонни?
— Не знаю. Я никогда не мог кого-то ненавидеть, таить злобу. Что бы со мной не происходило, я всегда винил только себя. Потом я встретил хозяина лодочной станции — Маллигэна. Я мог бы сказать себе: «Этот тип — хулиган, держись от него подальше». Люди подобного склада всегда пугали меня. Конечно, мужчина никогда не скажет, что боится. Он взрослый человек, а такие малодушные признания приличны разве что мальчику. У женщин не возникает подобных проблем, им не надо притворяться героями, за которых пытаются выдать себя мужчины. Так вот, Маллигэн сказал, что мне надо научиться ненавидеть, и весь обратный путь я размышлял. «Кэмбер, — говорил я себе, — что ты за человек? У тебя отняли существо, которое ты любишь больше всего на свете, а ты напуган, полон жалости к себе и своей дочке, но ненависти к этим подонкам у тебя нет».
Минуты две она молчала, потом сказала медленно и задумчиво:
— Я понимаю тебя, Джонни. Но какая польза была бы от пистолета? Мы не можем перестать быть самими собой, что бы ни произошло с Полли. Разве мог бы ты наставить на кого-нибудь оружие и спустить курок?
Я ответил не сразу:
— Нет, не мог бы.
— Я рада, — сказала она.
— Рада, что я абсолютно беспомощен в подобных ситуациях? Что от меня нет никакой пользы?
— Рада, что ты такой, какой есть.
Потом я рассказал ей о Ленни Монтец и красном «мерседесе». Я рассказал ей все, не упустив ничего. Минуты две она молчала. То, что она потом сказала, было для меня неожиданно. Она хотела знать в точности, какие чувства я испытывал к Ленни Монтец.