— Краска.
— Краска?
— Одна из самых дорогих красок, что известна людям. Дороже только пурпур. Говорят, что камень, из которого ее делают, меняют на вес золота. Порошок же, в который ее истирают и того дороже.
От этих слов оба холопа как — то попятились и начали креститься, дико таращась на Андрейку.
— Вы чего?
Но они ничего связного не говорили. Лишь таращились на него, крестились и бормотали какие — то отрывки молитв.
— Дурни! Да вы с ума попятили что ли? — спросил Андрейка, глядя на них.
— Идишь! Лается собака поганая[3]! Куда нашего хозяина подевал? Тварь бесовская!
— Вот вам крест, — произнес Андрейка, — я — это я! Андрей. — после чего достал тельный крест и поцеловал его.
Они замерли, недоверчиво глядя на парня.
— Что с вами?
— Ты — не ты, — уверенно произнес Егорка. — Я Андрейку с пеленок знаю. Почто отрока примучил бесовское отродье?
— Я крест поцеловал. Вам мало? Разве бесовское отродье на такое способно?
— И то верно, — кивнул более компромиссный Устинка.
— Но ты — не ты. — упрямился Егорка.
— А кто я?
— А я почем знаю? Память, сказываешь, отшибло? Брешешь. Что надо — помнишь крепко. Вон какую волшбу учинил. А мы зубоскалили. Думали умишком тронулся.
— Разве я вас не накормил? Разве я вас обманул? Разве креста шарахаюсь?
Тишина.
— Ну?
— Отколь сие ведаешь? — после затянувшейся паузы спросил Егорка.
— А ты сказал бы? — усмехнулся парень. — Я от того и ведаю, что умею язык за зубами держать и лишнего не болтать. Но ответьте мне. Разве это, — он махнул рукой в сторону синего порошка, — не позволит нам прокормиться сытно всю зиму? Разве не даст нам теплую одежду? А вам обещанных мною по пять рублей к будущему лету? Что дурного в том? По весу золота, ясное дело, никто ее в Туле не купит. Но это — наша жизнь. И моя, и ваша. Али я что не так сказываю?
— Так, — нехотя согласился Егорка. — Но ведь это волшба.
— Или волхование, — добавил Устинка.
— А коли и волхование, то разве оно супротив Господа нашего Иисуса Христа что творит? Али людям беды несет?
— Нет.
— Вот и не ершитесь. А главное — не болтайте. Сей песок удивительный я нашел прикопанным в горшочке у дома. В тайном месте, что батя мне указывал. Он же сам его у татар боем взял, да утаил до тяжелых дней. Усвоили?
— Усвоили, — хором произнесли Устинка с Егоркой.
— Вот и добре. Это все к пользе нашей. Но сами уразуметь должны — зело дорогой песок. Сболтнете — нас и поубивают. И меня, и вас. И счастье, если сразу убьют. А то ведь под пытками станут выпытывать — где мы его взяли и нет ли там еще. Уразумели?
— Уразумели, — снова хором произнесли Устинка с Егоркой…