— Джеймс, — вдруг рассмеялся Эрик, — идите вы вместе с вашим больным на голову хозяином… Вы не можете или не хотите понять, что падающую бомбу нельзя остановить после того, как ее уже сбросили. Все будет так, как было решено раньше. При всем уважении — думаю, что мы с вами больше никогда не услышим друг друга. И этого номера больше не существует…
Он прервал разговор, не дослушав что-то кричавшего в трубку Джеймса, потом вытащил из телефона сим-карту, поломал ее и бросил в водосточную решетку. Через сто метров в мусорный бак отправился и сам телефон.
«Какие же идиоты! — мысленно говорил сам с собой Эрик, сворачивая на Вест-Бродвей, — Они заказали такой гигантский проект, авансировали без малого миллиард, я полгода готовил все. Сотни людей задействованы, причем вслепую. И вот на тебе — здания должны остаться в целости. Самолеты пусть врезаются, а два больших домика надо сохранить! Хозяин хочет оставить их себе на память, что ли? С третьим-то все понятно — им необходимо уничтожить то, что внутри этого здания. Тупые клоуны! Все запущено, и назад отмотать уже ничего не получится. Надеюсь, урод, притворяющийся, что его зовут Джеймсом, все понял. Хотя неважно, и это уже не моя проблема. Все пойдет по плану, который они же и согласовали. Тем более — деньги получены и никакого обмана здесь быть не может. Значит, просто обделались… Какая же очередная бредовая идея пришла в очередную высокопоставленную голову?
Утро окончательно накрыло Манхэттен. В тот день оно было особенно прозрачным, отдающим в голубизну и чуть вибрирующим от своей же легкой прохлады. Два близнеца-гиганта ВТЦ радостно взмывали в небо, прорезанные первыми солнечными лучами, и в таком ракурсе исчезала их давящая огромность — и они превращались в изумительное переплетение чистых длинных линий, идеально вписанное в строгие грани младших собратьев. Эрик непроизвольно остановился и замер, задрав голову, он любовался громадными кристаллами, купающимися в утренних лучах.
Совсем маленькое кафе, куда свернул Новак, каким-то невероятным образом втиснулось между огромным банком и массивной почтой. За двумя столиками спешно заканчивали завтрак несколько отутюженных банковских клерков. Ели молча, уставившись в утренние газеты. Звучала странная, неизвестная Новаку песня:
«Я — черный пес, бегущий краем моря,
За гранью чувств, даруя звук и свет
Той Женщине из вековых историй,
Магической, как древний амулет…»[69]
Эрик расположился у окна, откуда, если поднять голову, открывалась большая часть панорамы зданий ВТЦ. Очень захотелось коньяка, густого и терпкого, с древесным запахом, такого, чтобы каждый глоток обволакивал горло и легкими мягкими толчками слегка отзывался в голове. Он улыбнулся — ну вот, появилась уже вторая странность. Первой его странностью было давнее и непреодолимое желание всегда лично присутствовать на месте событий во время глобальных акций. А теперь вот и коньяк с утра. Может привлечь внимание. Ну и ладно. В этом городе давно уже никто никого не интересует. Тем более, скоро здесь произойдет такое, что люди и не вспомнят о пожилом джентльмене, очень рано заказавшем «Хеннесси».