— Понятно, — тихо молвил Макс. Он пока еще не мог полностью осознать все возможности, которые перечислил собеседник. Но после знакомства с Серджио у журналиста не осталось ни капли сомнений в этих возможностях. — Понятно мне… Давайте почитаем контракт.
К сумеркам все формальности были завершены, и мужчины спустились в столовую, где Габи заканчивала накрывать ужин. И уже за столом, поднимая бокал, Макс поинтересовался у своего гостя, с которым они уже называли друг друга по именам:
— Генри, я понимаю, что задам не вполне корректный вопрос, но мне как журналисту любопытно, в какую же общую сумму обойдется вашему заказчику вся эта история с изданием моей книги?
— Я понимаю ваше любопытство, — ответил Остин, взяв бокал с вином и рассматривая его на свет. — Знаю, что вы хорошо знакомы с теми людьми, которые финансируют нашу работу, и поэтому отвечу. Все вместе, включая ваш гонорар и последующую большую рекламную кампанию, обойдется в сорок пять миллионов долларов, которые уже получены нашим бюро. Так что не переживайте.
— А я и не переживаю. Давайте ужинать.
После трапезы Генри Остин вежливо раскланялся, метнув взгляд на Габриэлу, убиравшую со стола, и собрался последовать за Микеле, ожидавшим гостя в прихожей. Уже в дверях адвокат остановился и, внимательно посмотрев на Малина, заявил:
— Я поражаюсь вашей смелости, Макс. Вы не боитесь даже того, что я, или кто-то другой, кому попадется рукопись книги, продаст вас? Ведь в мире есть очень много желающих, чтобы ваше творение никогда не увидело свет и умерло вместе с вами. И эти люди будут готовы уплатить десятки миллионов. Не страшно?
— Знаете, Генри, когда ситуация безвыходная, то каких-либо других возможностей практически нет. Либо идти ва-банк, либо молча ждать пулю в голову. Я выбрал первое. И, кроме того, простите за пафос, за мной стоят тени умерших людей, в том числе и очень близких мне. Тех, кого я не могу предать.
— Уважаю. Прощайте, — юрист пожал руку автору и вышел в густые сумерки, накрывшие остров к этому часу.
Макс еще долго стоял у огромного окна, за которым с трудом просматривались качающиеся от ветра верхушки олив.
«Пока книгу переведут на другие языки, напечатают и распространят, пройдет, как уверял Остин, еще два месяца, — размышлял он. — Это, конечно, очень мало для такой работы, но для меня это время — огромный срок. Неужели еще шестьдесят дней бездельничать на вилле? Это невыносимо. Кроме того, мне не желательно находиться на одном и том же месте такое долгое время. Я и так уже примелькался на острове.