Как родная меня мать провожа-ала,
Так и вся моя родня набежала…
— Поють, — сказал кто-то.
— У них небось весело.
— И ружья есть.
— И еще гранаты.
— Тепло там…
«Правда, лучше в казарму к красноармейцам пойти, — подумал Федя, — а не за прыгунками гоняться». Но он ничего не сказал.
Кончился центр города, и потянулись длинные заборы; маленькие домики с закрытыми ставнями были по бокам. Где-то на окраине лаяли собаки.
Свернули за угол, и показалась кладбищенская ограда, за ней — темное скопище деревьев; смутные белые памятники прятались в них; и отчетливо была видна церковь — в ее золоченых крестах отражалась луна.
— Вот тут подождем, — шепотом сказал Карасик и остановился под старым вязом.
— А што ждать, Карасик?
— Глядите: немного осталось — скоро луна на колокольню сядет и тогда они выйдут.
— Может, они сегодня не выйдут, а?
— Обязательно выйдут, — насмешливо сказал Карасик. — Прыгунки, они точные.
И все завороженно стали смотреть на луну, которая неумолимо приближалась к макушке колокольни.
Все ближе, ближе…
И вот луна села на колокольню.
— Ой, — жарко вздохнул кто-то.
— Тише ты, трус! — шикнул Карасик.
Федя почувствовал, как по его спине разбежались мурашки.
Но по-прежнему безлюдна, пустынна была улица, и тишина стояла такая, что слышно было, как у кого-то булькает в животе.
— А ну, перестань булькать! — прошипел Карасик.
— Што я, нарочно? Это в животе само булькает.
— «Само», — передразнил Карасик. — Вот спугнешь прыгунков.
— Они не услышуть…
Но булькать все-таки перестало.
И вдруг все они сбились в кучу — из переулка вылетела женская фигура, и улица огласилась криком:
— Свят! Свят! Свят! — и мимо пацанов с ураганной скоростью, мелко семеня ногами, пронеслась старушка с землистым лицом, с выпученными глазами. — Свят! Свят! Свят!.. — и старушка растворилась в лунной перспективе улицы.
Ребята посмотрели в сторону кладбища, и волосы на их макушках встали дыбом — три огромные белые фигуры скачками двигались на них…
Что было дальше, каждый помнил плохо.
Все они, кажется, завопили истошными голосами, и в следующее мгновение ураганный топот сотрясал мерзлую землю. Казалось, дикий табун лошадей несется по улице.
И во главе этого табуна мчался Федя, и чудилось ему, что сердце вот сейчас выскочит из груди, и что будет дальше — неизвестно.
У него, как, наверно, и у других, не было силы оглянуться. А если бы он оглянулся, то увидел бы, что три белых привидения стремительно прыгают по улице в другую сторону. Наверно, они испугались воплей ребят.
Только в центре города около пожарной вышки ребята остановились, часто и жарко дыша.