Костры на площадях (Минутко) - страница 118

И Федя, как загипнотизированный, пошел за ним. Они попали в большую светлую комнату. Она была пуста; битое стекло на полу, грязные клочья книг. В окна влетал ветер, занося снежную пыль, шурша книгами. Комната была в обоях, голубых, с бледными цветами; в некоторых местах обои обгорели, и было горько смотреть на их черные края.

— Тут у нас гостиная была, — сказал мальчик, строго, даже требовательно посмотрев на Федю. — Вот мамино кресло. А здесь папа сидел, — и он осторожно гладил руками какие-то невидимые предметы. — Ты слышишь, как они поют? — спросил он вдруг, и лицо его стало добрым и ласковым.

— Кто? — Федя не услыхал своего голоса.

— Ангелы, Они маму к себе взяли. Они берут все невинные души. И вот поют от радости. Слышишь? Слышишь?

— Нет…

— А меня они не возьмут. Ни в жизнь. И не надо. Не надо! — закричал мальчик высоким тонким голосом.

— Они тебя тоже возьмут, — сказал Федя, чтобы успокоить мальчика.

— Не возьмут!

— Но почему?

— Я вешаю! Я их убиваю. Ангелы не берут к себе тех, кто убивает. Но все равно я их буду вешать, вешать!..

— Кого? — спросил Федя, весь сжавшись от страха.

— Идем! Я покажу тебе! — возбужденно сказал мальчик и, схватив Федю жаркой рукой, увлек его в следующую комнату.

Комната была поменьше первой. Стоял тут разоренный диван с вылезшими пружинами. И в углу висели ходики и шли, и было странно и жутко слушать их спокойный голос («так-так, так-так, так-так…») в этой пустой комнате с хламом на полу, с выбитыми окнами, со следами погрома.

— Видишь, вон они висят, — сказал мальчик. — Только ты не верь им, они все живые.

И Федя увидел… К углу подоконника и краю дивана была прибита узкая перекладина, и на ней висели четыре выструганные чурбака, отдаленно похожие на человеческие фигурки. Одна фигурка была побольше других, и на ее плечах были свежие срезы.

— Видишь, видишь, — возбужденно, быстро говорил мальчик, — он хоть и повешенный, а улыбается.

— Кто?..

— Офицер белый. — И он показал на самый большой чурбак. — И солдаты улыбаются. Видишь? — Мальчик подошел вплотную к перекладине и закричал, закричал: — Чего улыбаетесь, мерзавцы! Кровопийцы! Кровопийцы! Кровопийцы! — Он повернулся к Феде, и глаза его лихорадочно блестели, пот выступил на лбу. — Давай их сызнову повесим! — сказал он радостно. — Чтоб знали, чтобы помучились.

— Я не буду… — прошептал Федя и попятился к двери. — Я не буду вешать… — Весь он трясся мелкой дрожью.

— Боишься! Боишься, да? — и раскатисто захохотал мальчик. — А они не боялись! Не боялись!.. — Вдруг его лицо исказила судорога, слезы хлынули из глаз и закричал он пронзительно, страшно: — Мама! Мамочка моя!.. Где же ты, мамочка?..