— …а-а-а! — удаляясь, летит над землей.
И есть в этом «а-а-а!» что-то такое, что заставляет Федю вскочить и кричать, кричать, срывая голос:
— Бейте их! Бейте! Бейте!..
— Хлопец! А ну сюда!
Федя оборачивается на голос — молодой пулеметчик держит задок «максима», а рядом, уткнувшись в снег, лежит второй красноармеец.
— Убили… — шепчет Федя.
— Рассуждай! — яростно сверкает глазами пулеметчик. — Бери сумку. Живо!
Федя хватает за ремень тяжелую сумку, бежит за пулеметчиком.
— Мы сбоку зайдем! — На бегу поворачивается красноармеец. — Видишь вон высокий сарай?
— Вижу…
— Не отставай!
Они бегут по деревне, мимо разрушенной церкви, вдоль серого плетня, мимо убитых. Перед самым носом Феди тарахтит пулемет. Федя задыхается от тяжести, но не отстает от красноармейца.
Где-то впереди хлопают выстрелы, пулеметы через равные промежутки прошивают татаканьем окрестность. И уже не слышно нашего «ура»…
Они сворачивают в переулок, останавливаются у высокого сарая. Федя совсем задыхается.
Оказывается, они на окраине деревни. Впереди небольшое поле, и за ним — опять плетни, крыши. Деревня. Она в низине, словно присела от страха. Оттуда злобно бьют пулеметы.
— Правильно назвали-то — Днище, — говорит красноармеец и вытирает рукой потное лицо.
— Значит, Струново мы взяли? — спрашивает Федя.
— Выходит, что взяли. Видишь, вон наши?
Федя видит: за плетнями огородов и в поле за ворохами соломы, занесенными снегом, лежат рабочие с винтовками.
— А ты — Федя? — спрашивает пулеметчик. — Дмитрия Иваныча сын?
— Ага.
— Это у тебя Мишку убили?
— У меня… — И Федя чувствует, как комок подкатывается к горлу.
— Ничего, Федя. — Молодой красноармеец хмурится. — Заплатят они нам за Мишку. За все заплатят… Только плохо мы с тобой обосновались. Далеко от позиций. Офицерики, надо полагать, скоро в атаку пойдут.
— В атаку?
— А ты как думал? Небось очухались. Видишь, там кустики?
Федя посмотрел. За деревней немного сбоку возвышается холмик, поросший кустами.
— Вижу, — говорит Федя.
— Туда и переползем. Ох, попляшут они у нас!
Они медленно ползут мимо сараев, мимо огородов, мимо залегших красноармейцев, и Феде подмигивает, правда, немного удивленно, Трофим Заулин. Над головой свистят пули.
В кустах они устанавливают «максим», красноармеец открывает сумку с пулеметными лентами, вправляет одну в замок пулемета, показывает Феде, как держать ленту.
— Понял?
— Понял!
Теперь они ждут. Из деревни Днище бьют и бьют пулеметы белых. Наши позиции молчат.
— Пошли, пошли сволочи… — шепчет пулеметчик.
Федя поднимает голову — по белому полю на них бегут, согнувшись, черные человечки, в руках палочки-винтовки.