— …ра-а-а!.. — нарастая, летит над полем.
У Феди яростно начинает биться сердце. Белые наступают… Сейчас мы вам дадим. За все… За все… Лихорадка возбуждения треплет Федю.
— Ну что же ты? — толкает он в бок пулеметчика.
— Спокойно, Федя, — шепчет пулеметчик. — Спокойно. — Сузились у него глаза, пот выступил на лбу. — Пусть подойдут. Давайте, давайте, голубчики!
— …ра-а-а! — нарастает, накатывается на Федю.
Выросли черные человечки. Совсем близко они от Фединого пулемета. Впереди бежит офицер с золотыми погонами на плечах, размахивает наганом. Федя видит его возбужденное лицо, видит лица других белых, напряженные, красные, с открытыми ртами.
Где-то на другом конце деревни открывает огонь наш пулемет.
— Та-та-та-та! — злобно и яростно. — Та-та-та!..
— Пора! — шепчет пулеметчик. — Давай, Федор!
Над ухом Феди ожесточенно начинает строчить «максим», дуло его, двигаясь из стороны в сторону, пылает солнечным пламенем.
Через руки Феди течет пулеметная лента, летят в сторону горячие гильзы.
Федя на миг поднимает голову, и именно в этот миг офицер с золотыми погонами словно налетает на невидимое препятствие, переламывается надвое и падает навзничь. Падают другие белые.
Падают!
Падают!!
Сломалась атака.
Залегли беляки.
Где-то у самого горла бьется Федино сердце.
— Не нравится! — шепчет пулеметчик. — Сейчас я вас подниму.
И он стреляет по залегшим белым. Раскалился нос «максима», пышет от него жаром.
Вдруг двое офицеров не выдерживают — вскакивают и бегут, бросив винтовки, назад, к деревне. Тут же их настигает пулеметная очередь.
Бегут другие офицеры.
Падают, поднимаются, снова бегут!
Бегут!
Бегут!!
Захлебывается яростно жаркий «максим»…
Федя вскакивает и кричит диким, чужим голосом:
— Это вам за Нила Тарасыча! За Яшу! За Мишку! За мальчика Кешу! За все! За все!..
— Ура-а-а-а! — наплывает и захлестывает поле.
Мимо Феди бегут с винтовками наперевес рабочие. Бегут, яростные, беспощадные, неодолимые в своей праведной ненависти.
Видит Федя: мимо бежит отец Парфений, бежит огромными шагами, и лицо у него новое, незнакомое — широко раскрыты глаза, и ярость пылает на этом лице.
Непонятная сила поднимает Федю. Он, забыв о пулемете, бежит за рабочими, размахивает руками и кричит, задыхаясь от бега:
— Ура-а! Ура-а-а!..
Вечером следующего дня после боя за деревни Струново и Днище хоронили красноармейцев, павших в этом бою…
Вечер был темный, с низким небом, с влажным ветром, который летел с полей, — видно, приближалась оттепель.
На широкой площади деревни Днище рядом с церковью горел большой жаркий костер. Косматые языки пламени метались по ветру, освещая то ярко, то слабо молчаливую толпу крестьян, четкую шеренгу красноармейцев, купола церкви, избы, темные деревья, что росли по краям площади.