— Вы что? Оглохли? Говорю, лист бумаги мне дайте! Писаки несчастные!
Лист бумаги из другой комнаты принес самый молодой работник газеты Володя Смеух, у которого, как все говорили, блестящее будущее журналиста.
Художник схватил большой лист бумаги, примерил его к стенке, потребовал:
— Кнопки!
Появились кнопки. Молниеносными движениями могучих рук лист был приколот к стене. Художник пристально посмотрел на Давида Семеновича, и Давид Семенович отчего-то смутился.
— Что хотели сказать этой мазней?
Давид Семенович несколько замешкался с ответом, и художник заорал:
— Вы что? Разговаривать отучились? Я спрашиваю: что хотели сказать этим… вашим плакатом?
— Ну… — Давид Семенович робко развел руками. — Коммунистический субботник завтра. Вот мы… вроде призыва.
— Вроде призыва… Коммунистический субботник… — Он задумался. — Так… Цель ясна.
Из двух тюбиков художник выдавил на палитру красную и черную краски, взял две кисти, и вся редакция стала свидетелем чуда: легкие быстрые движения кистью по бумаге; несколько тяжелых шагов по комнате; пауза; опять быстрые движения кистью — и на глазах у всех возникла атлетическая фигура рабочего, поднявшего на свои сильные плечи тяжелый металлический рельс. Феде показалось даже, что он заметил, как рабочий сделал движение корпусом — поправил рельс (в этот момент художник добавил рабочему стремительную линию).
Неожиданно рисование было прервано. Великан в блузе отошел к окну, вгляделся в плакат, нахмурился и вдруг ловко плюнул в сторону печки.
— Ну, это уже слишком, — возмутился Давид Семенович.
Художник рассеянно посмотрел на него, однако сказал сравнительно мягко:
— Пардон. Привычка. Но я в поддувало. Там зола. Не противно.
Федя подошел к поддувалу и убедился, что незнакомец плюнул очень даже метко.
Труд возобновился. За спиной рабочего надулось ветром красное революционное знамя, и на нем возникли слова: «Все на коммунистический субботник!» Плакат был великолепен. Газетчики и Федя вместе с ними молча, с восхищенными лицами стояли перед ним. Давид Семенович непонятно к чему сказал:
— Извините…
— Ладно. Можно вешать, — пробурчал художник. — Движения мало, черт бы его побрал!
Все пошли вешать плакат; сейчас же около него собралась настоящая толпа, загудела, заволновалась.
Когда вернулись в комнату, то увидели, что художник спит на диване, подложив под голову свой обшарпанный чемоданчик. Будить его не решились.
Художник проснулся вечером, когда в комнате горели две керосиновые лампы, и вокруг них бились серые пушистые бабочки. Посмотрев на работников редакции, он сказал: