О Ниле Тарасовиче, пожалуй, надо рассказать особо.
Федя очень хорошо помнит, как художник появился в редакции. Случилось это с месяц назад. В городе должен был состояться первый коммунистический субботник. Давида Семеновича осенило:
— Давайте-ка плакат нарисуем! Что-нибудь такое… Ну, рабочие несут бревно. Мускулы там, воля. И наверху слова: «Да здравствует коммунистический труд!» И повесим плакат над дверями редакции.
Затею все одобрили. Но сейчас же выяснилось, что в редакции никто не умеет рисовать. Однако энтузиазм был сильнее неумения. Рисовали коллективно: кто бревно, кто туловище рабочего, кто мускулистые руки. Даже Федя принял участие: нарисовал на фартуке рабочего красную звездочку. Рабочий получился неуклюжий, и руки у него, выпрями он их, оказались бы длиной с его рост. Однако было ярко, броско, и, когда плакат повесили над дверью редакции, он сразу привлек внимание нескольких прохожих.
— Наглядная агитация, — довольно сказал Давид Семенович. — Действует. А теперь пошли работать.
Все уселись за свои столы и видели из окон, что у плаката стоят озадаченные зрители. Давид Семенович пел, пожалуй, громче, чем всегда:
Но плакат провисел над дверью не больше десяти минут. С треском распахнулась дверь, и в комнату ввалился огромный мужчина. Был он в свободной грязной блузе, с большим заросшим лицом, на котором гневом блестели глаза. В одной руке он держал обшарпанный чемоданчик, в другой… — злополучный плакат.
— Чья мазня? — гаркнул мужчина таким басом, что задребезжали стекла в окнах.
Все это было весьма неожиданно. На несколько секунд в редакционной комнате наступила тишина.
— Я спрашиваю — чья мазня? — Великан, поставив на пол чемоданчик, с отвращением взял плакат обеими руками. — Молчите? — И он разорвал плакат пополам.
Федя наблюдал эту сцену с подоконника, и ему, вопреки всему, понравился этот чудак в блузе, хотя и жалко было плакат.
«Веселый дядя», — решил Федя.
Расправа с плакатом вывела из состояния столбняка Давида Семеновича. Он вскочил со стула и ринулся на пришельца:
— Хулиганить?! Да как… — Давид Семенович тряхнул головой, уронил пенсне, нагнулся, долго искал его, поднялся красный, потный. — Да кто вам позволил? Мы…
— Ша! — снова гаркнул мужчина в блузе. — Кто позволил? Совесть художника, черт вас всех раздери! Лист бумаги найдется?
И, не дожидаясь ответа, он раскрыл свой чемоданчик, в котором все увидели тюбики с красками, палитру и несколько кисточек.
В рядах газетчиков случилось легкое замешательство. Художник оглядел комнату, глаза его продолжали сверкать гневом.