Костры на площадях (Минутко) - страница 53
И Федя протянул ему штык.
Внимательно стал рассматривать штык дядя Матвей — повертел его в своих огромных почернелых руках, даже понюхал зачем-то. И сказал:
— Эх, вороненая!
— Чиво? — не понял Федя.
— Сталь вороненая, вот чего, — сказал дядя Матвей. — Австрийский штык-то!
— Австрийский! — ахнул кто-то из пацанов, и теперь они все пятеро втиснулись в кузню.
— Где ж вы его взяли? — спросил Сашка-цыган.
— У реки в обрыве нашли, — опять вылетела Любка.
— И чего же ты хочешь, Федор? — спросил дядя Матвей.
— Дядя Матвей! Откуйте ему конец! Чтобы вострый был.
— Зачем же тебе штык с острым концом?
— Ну… — Федя потупился. — Может, на фронт пойду, с беляками драться! — И он смело так посмотрел в глаза кузнецу.
— Тогда другое дело, — серьезно сказал дядя Матвей. — Как, откуем, Сашок?
— Для правого дела даже необходимо, — засмеялся Сашка-цыган.
И взял дядя Матвей штык большими черными щипцами…
Сунул его в горн…
Заработал ручкой меха Сашка-цыган
Запылали угли — ярче, ярче, ярче!
Даже синее пламя поплыло над ними.
Порозовел штык…
Покраснел…
Стал белым…
Огненные змейки побежали по нему…
Окалина затемнела на краях.
Перенес дядя Матвей штык на наковальню.
Белый штык, а края малиновые.
Посыпались на штык удары молотов —
большого — в руке Сашки-цыгана,
поменьше — в руке дяди Матвея.
Удар! — и искры летят в стороны.
— Удар! — и искры летят в стороны!
Сплющился кончик штыка.
Покраснел…
Порозовел…
Весь штык стал малиновым.
Осторожней, тише стали удары молотов.
Сильный удар — за ним два маленьких.
Сильный удар — и опять два маленьких…
Смолкли удары.
Взял щипцами дядя Матвей темно-малиновый штык и опустил его в кадку с водой — зашипел штык, целое облако пара поднялось над кадкой.
Потом дядя Матвей и Сашка-цыган неторопливо покурили.
Потом вынул дядя Матвей штык из кадки, обтер его крепко рогожей и протянул Феде:
— Получай, Федор, свой штык.
И был штык как новенький, и к концу его не притрагивайся лучше — такой острый.
— Защищай штыком нашу революцию! — серьезно на этот раз сказал Сашка-цыган.
— Спасибо, — прошептал Федя.
— Спасибо… — эхом прошептала Любка-балаболка.
И все пацаны прошептали:
— Спасибо!
Когда ребята вышли из кузни, был уже темный вечер, и все небо в звездах.
— Я же на митинг опоздал! — вспомнил Федя и помчался домой, сжимая в руке еще теплый штык.
А про митинг узнал он днем, на работе, в типографии. И самое главное, — дядя Петя должен выступать на том митинге.
«НА БОЙ КРОВАВЫЙ»
Немного страшным и таинственным становится город в вечерние часы. Фонарей мало — темно, и людей мало, и кажется, что весь город с его домами, скверами, пустыми улицами — живой, и притаился он, и ждет чего-то… Лишь иногда пройдет патруль, цокая подкованными сапогами, вспыхнет, разгораясь, папироска, и осветится молодое лицо, и красная звездочка ярко блеснет на фуражке. Уйдет патруль, затеряются голоса, и опять тишина в городе; только далеко, за рекой Упой, на окраине, там, где казармы красноармейцев, поют песню. И слов не слышно, и мотив незнакомый, а тревожно от этой песни становится на душе у Феди, и хочется сделать что-нибудь особенное, например, сесть на буланого коня с пышной гривой и ветром промчаться по затаившимся улицам, разбудить их, и, конечно, вышли бы люди за ворота, смотрели Феде вслед и удивлялись: «Это что за красный богатырь скачет по нашему городу?»