Видит Федя: группка тех, кто в сторонке стояли, незаметно в тень убралась и — растаяла.
Подходит к дяде Пете пожилой рабочий, говорит:
— А хлебушка, правда, Иваныч, маловато получаем.
— Не маловато, а мало вы получаете хлеба! — Дядя Петя подождал, когда утихнет толпа. — Мало у нас хлеба, мало у нас картошки, совсем нет масла. Живем мы в худых домах, детишки наши растут без детских радостей… Федя, где ты? Подойди сюда!
Расступились рабочие перед Федей. Поднял его дядя Петя на руки, поставил рядом с собой.
— Вот Федя Гаврилин, — тихо говорит дядя Петя. — Сын типографского рабочего. Мало чего доброго он в жизни видел. Только-только ему солнышко сверкнуло. Наверно, и у вас у многих ребятишки есть?
— Есть! — кричат.
— Ведомо, есть!
— Этим добром бог не обидел!
— Тяжело мы жили, друзья… — Обвел дядя Петя толпу взглядом. — Да и сейчас нам трудно. А вот дети наши по-другому жить будут. Счастливо! Для того и революция…
Тихо, как тихо в цехе! Федя слышит взволнованное дыхание людей.
Отец на лесенке:
— Так неужто, товарищи оружейники, послушаете вы всяких гадов? Неужто завтра в нашей газете мы напечатаем, что ночная смена в сборочном забастовала против своей кровной власти, против революции? Напишем: «Отказались оружейники собирать винтовки для красных отрядов…»
Не дали договорить папке — вихрь пронесся по толпе, закричали отовсюду:
— Не бей в сердце!
— Оступились малость!
— Трудом искупим!
— Две смены от станков не уйдем!
Взлетел на лесенку парень в красной рубахе, закричал:
— Да здравствует пролетарская революция!
— Ура-а-а! — покатилось по цеху.
«А-а-а!..» — эхом ответили стены, высокий задымленный потолок и ночь за окнами.
И опять на лесенке дядя Петя:
— Так что ж, друзья! Время не ждет. За работу!
— За работу! — И толпа растеклась по цеху, наполнил его гул включенных станков.
Поздно вечером Федя возвращался домой. На рекламных тумбах горели красными буквами свежие плакаты. Федя сразу узнал в них воззвание, над которым трудился Давид Семенович.
У плакатов толпились люди — читали. И Федя, чувствуя, как и радость, и гнев, и ожидание необычного закипают в нем, читал вместе со всеми:
«СЛУШАЙТЕ! СЛУШАЙТЕ!..
Все внимание Советской России обращено на наш город.
СОЗНАТЕЛЬНЫЙ РАБОЧИЙ И КРЕСТЬЯНИН!
Первый пролетарский партизанский батальон ждет вас немедленно в свои сплоченные стальной революционной
дисциплиной
стройные ряды.
Все, кому дороги красные завоевания, —
немедленно под красные знамена
Первого партизанского батальона!»
А в городе, притаившемся, тихом, горели редкие фонари, твердым шагом мерил улицы патруль, но тишины не было — сейчас Федя явственно услышал далекую канонаду и увидел зарницы там, на юге, где темная земля переходит в бледное небо. И понял Федя как никогда ясно, что приближается решительная схватка с ненавистным Деникиным, и понял Федя, что никогда-никогда его рабочий город не склонит красные знамена перед белым генералом. О том же пели красноармейцы в казармах за рекой Упой, и песня эта победно реяла над низкими крышами домов, над всем миром: