Открываются ставни на окнах, и яркий дневной свет потоками падает в подвал.
— Другое дело, — говорит Федин отец. — А то зарылись в темноту, как кроты.
Читает папка документ.
Угрюмо молчат старик с белыми руками и одноглазый.
А Федя все кругом рассматривает.
Господи! Сколько же тут фруктов! Всех ребят с их переулка можно целый месяц кормить.
Разбегаются глаза у Феди:
желтые, крепкие, буграстые яблоки насыпаны кучей;
темно-синие с матовой пеленой сливы доверху наполняют ящики;
восковые груши с коричневыми вмятинами торчат из подмокших мешков;
и опять — краснобокие яблоки, темные сливы и еще с чем-то вкусным заколоченные ящики.
Эх, пробыть бы здесь одному хотя бы часик!
— Значит, заведующий фруктовым складом? — отец отдает старику его бумажку.
— Так точно-с! — вежливо улыбается старик, пряча документ.
— А вы, гражданин? — отец поворачивается к одноглазому.
Тот быстро протягивает твердый желтый листок.
— Прошу! Агент по снабжению продовольствием больниц и военных госпиталей. Вот прибыл узнать насчет фруктов.
— Врет он все! — перебивает его Федя, выскакивая из-за двери. — Врет!
И в это время одноглазый ударяет папку головой в живот и кидается к двери.
Падает папка…
Рабочий Семенов, худой и длинный, успевает подставить одноглазому ножку, и тот, падая, с размаху налетает на ящики. Сыплется на него поток яблок…
И в это же время вскакивает старик, но второй рабочий хватает его за руку и заламывает ее за спину; боль проступает на лице старика, он пытается вырваться…
Пока они борются, папка и рабочий Семенов бросаются на одноглазого, придавливают его к полу; хрипит одноглазый, стараясь их сбросить со спины.
Все это длится несколько секунд.
А Федя топчется в дверях и не знает, что ему делать.
Чем бы тяжелым ударить одноглазого?
Но ничего тяжелого нет рядом…
Врываются в подвал еще несколько рабочих с винтовками.
Через минуту старик и одноглазый сидят на ящиках со связанными руками, тяжело дышат, не смотрят друг на друга.
— Обыскать! — приказывает папка, и Федя видит, что на щеке у него кровавая ссадина.
— Не трудитесь, — говорит одноглазый. — Вон за теми ящиками.
— Так-то лучше, поручик Яворский.
Вздрагивает толстый, с ненавистью, с бессильной злобой смотрит на Фединого отца.
— Долго мы вас искали, поручик. А правильнее сказать, не вашу персону, вы у нас давно на примете. Вот что мы искали! — И папка показывает на стол.
А на столе уже — наганы, гранаты-лимонки, патроны, карабины.
— Все равно… Все равно, — начинает вдруг шептать одноглазый, и слюна летит из его рта. — Ничего вас не спасет! Слышите, вы? То-ва-ри-щи… Ничто вас не спасет… Не было еще такого, чтобы хамы, вонючий сброд управляли государством! Весь цивилизованный мир с нами! С нами! С нами!.. — и запрыгали в истерике плечи одноглазого.