Встретивший нас тюремщик почтительно приветствовал Макгрея. Лицо у него было волевое, от виска к подбородку спускался глубокий шрам. В глазах его, впрочем, сквозила доброта.
— Я уж думал, вы не придете, сэр, — сказал он, ведя нас вперед по темным коридорам.
— Дела, Малкольм, — ответил Макгрей. Я заметил, как он украдкой сунул тюремщику банкноту в один фунт.
Малкольм привел нас к маленькой комнатке для допросов.
— Подождите здесь, пожалуйста. Я сейчас ее приведу.
Мы вошли внутрь и сели за обшарпанный стол. Пока мы ждали, в комнате почему-то становилось все холоднее и холоднее. Вскоре Малкольм вернулся — уже с Катериной.
— О, господи… — только и выдохнул я.
Я ожидал увидеть позвякивающий сверток из разноцветных шалей, вуалей и подвесок, лукавые зеленые глаза и едкую ухмылку. Но бедная женщина была облачена в серое рубище, закована в наручники и шла совершенно понурая.
Без толстого слоя туши и накладных ресниц она выглядела как минимум на десять лет старше. На ней не было ни серег, ни колец, которые обычно болтались у нее в ноздрях, бровях и мочках, и пустые отверстия от них выглядели как сморщенные разрезы на ее обвислой коже. Волосы были убраны под линялую черную тряпку, и только пара седеющих прядей торчала из-под нее, словно щетина от метлы. Ее устрашающие ногти были коротко и грубо острижены, а черная краска облупилась по краям.
Не доставало в ней чего-то еще, и я не сразу понял, чего именно. Ее выдающийся бюст, известный на весь Лотиан[4] и обычно едва прикрытый, теперь скорее походил на пару пустых шерстяных носков, болтавшихся под тюремным платьем.
— Знаю, да, — сказала она, потому что я, видимо, смотрел на нее с открытым ртом. — Сегодня я не так хороша, как в ту ночь, когда ты заглянул ко мне в салон с бутылочкой вина.
— Он что сделал? — ахнул Макгрей.
Я закатил глаза.
— Можем мы просто сосредоточиться на деле? Сейчас не время для…
— Ах ты, кобель! — пихнул он меня локтем в бок.
Катерина, ухмыльнувшись, села за стол. Казалось, у нее не было сил издать свой привычный ехидный смешок.
Она сжала ладонь Макгрея.
— Как же я рада тебе, мой мальчик. Давненько я не смеялась.
Судя по тому, как хрипло звучал ее голос, она, похоже, давно ни с кем не разговаривала.
— Как тут с вами обращаются? — спросил Макгрей. Его голубые глаза переполняла тревога.
Катерина поцокала языком.
— Еда тут на вкус как мышиное дерьмо. И выглядит так же. — Она кивнула в мою сторону. — Твоя английская роза давно бы здесь издохла.
— Только не говорите, что вас тут бьют, иначе я кое-кому такой пинок в зад засажу, что он узнает, каковы на вкус мои ботинки, — произнес Макгрей, глядя тюремщику в глаза. Малкольм нервно сглотнул.