Так что Даг это всё уже проходил.
Или под особыми процедурами подразумевается что-то ещё?
Так и не объяснила Агата. Секретность, видите ли; здесь все были помешаны на секретности. Флигель, где базировался проект «Аргус», представлял собой одно из зданий большого военно-медицинского комплекса, куда входили и Медицинский музей, и клиника, и лаборатории, и виварий, и ещё какие-то учреждения, разбросанные по громадному саду. Территориально это было между Загородным и Фонтанкой. Удивительное совпадение: всего в двух шагах от переулка, где жил сам Даг. Если срезать через проходные дворы, не закрытые ещё по дурацкой моде воротами с цифровыми замками, дойти было можно за три-четыре минуты. Правда, сам Флигель был отделён от комплекса довольно высокой оградой, шлагбаумом, будкой с вооружённым охранником, вход был строго по пропускам. Официальное именование: «Флигель № 4», в стене — железная дверь с табличкой «Отдел ПЗМУ». Что такое ПЗМУ, никто понятия не имел. По крайней мере, никто из визионеров. Гремлин, конечно, знал, но спрашивать у него не было никакого желания.
Секретность тут соблюдалась неукоснительно. Появившись во Флигеле, Даг первым делом сдал сотовый телефон, а далее запечатлел свою подпись на документе о неразглашении: четыре машинописных страницы, заполненных микроскопическим шрифтом. Руководил данным ритуалом полковник Пётр Петрович Петров, тоже, разумеется, псевдоним, во Флигеле, как Даг быстро понял, пользовались не настоящими именами, а псевдонимами, и взгляд у полковника был такой, что сразу же захотелось вытянуться по стойке смирно. Даг даже не пытался выяснить, что собственно он подписывает. И так понятно: сболтнёшь лишнее слово — через полчаса расстреляют, тело сожгут, прах развеют, вычеркнут из всех баз данных — никогда такого человека не существовало. И командовать расстрелом будет лично полковник Петров, гаркнет: «Товсь!.. Цельсь!.. Огонь!..» — одним предателем Родины станет меньше.
А Гремлин действительно был похож на известного кинематографического уродца: невысокого роста, болезненно тощий, с несколько раздутой вширь головой, по бокам которой торчали треугольные уши. Движения у него были какие-то дёрганые, словно Гремлин внутри себя непрерывно куда-то бежал: опаздывал или уже опоздал. Казалось даже, что из-за решётки рёбер доносится потикивание подгоняющих его неумолимых часов.
— Обращаться ко мне вы можете просто — шеф, — сказал он. — Некоторые называют меня господин директор, но это неправильно.
Ну шеф, так шеф.
Дагу было без разницы.
Хотя где-то за мозжечком, у него вспыхнула искорка интереса: кто эти некоторые?