А чем Даг ей может помочь? У него самого примерно такие же ощущения… Идут тяжёлые бои вокруг Нагорного Карабаха… Громадный взрыв со множеством жертв происходит в порту Бейрута… Исламский радикал, оскорблённый карикатурой на пророка Мухаммеда, отрезает голову учителю во французской школе, который эту карикатуру продемонстрировал на уроке… Количество заболевших коронавирусом достигает уже шестидесяти миллионов, умерших от него — полутора миллионов человек… В Англии поджигают вышки, построенные для передачи сигнала сети «5G»: граждане убеждены, что они способствуют распространению пандемии… В Ормузском проливе горит танкер с нефтью, торпедированный неизвестными террористами… Китай и Россия начинают сбрасывать доллары… Американские военные корабли вошли в Южно-Китайское море… Лидер Китая призвал сограждан готовиться к грядущей войне с США…
Мир колеблется — так наступает будущее. Раньше оно представлялось Дагу чем-то абстрактным — недоступным, непостижимым, как вечно недосягаемый горизонт, и вдруг оказалось на расстоянии вытянутой руки; волны его прокатываются по реальности, искажая картинку, точно вода, криво бегущая по стеклу. И каждая такая волна, омывая Флигель, обесцвечивает в нём краски и звуки, стирает постепенно предметы, его самого, превращает в тень среди других зыбких теней. Помочь Анчутке он может лишь тем, что не отстраняет её, когда она в середине ночи однажды прокрадывается к нему в номер. Их любовь, если это так можно назвать, тороплива, сумбурна и напоминает, скорее, судороги отчаяния. Она не возносит, а опустошает. И потому, вероятно, — хотя, быть может, играет здесь роль и кумулятивный эффект стимуляторов — из опустошённости этой всплывают некие сновиденческие ретроспективы. Даг словно проваливается в далёкое детство и вновь — был когда-то у него такой эпизод — бежит куда-то, торопится по залитой солнцем Красноармейской улице, тянущейся от Измайловского до Лермонтовского проспекта. Причём в теле — необыкновенная лёгкость, кажется, оттолкнись от асфальта и дальше полетишь, стремительно, без усилий, лишь иногда, для поддержания скорости, чуть-чуть касаясь земли. А может быть, он и в самом деле летит, ведь дело происходит во сне. И тут, по левой стороне этой улицы, он вместо привычного чахлого садика, стиснутого глухими стенами трёх домов, видит странное здание, словно из одного стекла, сияющее, будто бы парящее в воздухе, посверкивающее, как ёлочная игрушка, ослепительными отражениями. Внутри здания угадываются такие же стеклянные галереи, а по фасаду его пылает солнечной желтизной непонятное словосочетание «REGSTILE HJK». Среди скучно оштукатуренных, четырёхэтажных домов оно выглядит пришельцем из иного мира. Это ещё что такое? Длится всё не больше мгновения. Даг, проскочив вперёд, оборачивается, но там, слева, уже снова — кусты, два заморенных тополя, облупленные скамейки… Тем не менее его точно подбрасывает. Даг садится и под тихий шелест Анчутки, вероятно, тоже вдыхающей и выдыхающей какие-то свои, лёгкие сны, всматривается в белесую мглу окна.