Отец снова засмеялся.
— Ерушалаим? Ты себе представляешь, сколько это стоит? Отправить гроб самолетом? Купить место на кладбище? Хочешь, чтобы я переслал себя по почте, чтобы меня засунули в склон каменистого холма около шоссе, в тени торгового центра, точь-в-точь похожего на западные? Нет, Ларри, не в Израиле. Здесь, в Мемфисе, — сказал он. — Меня похоронят мехутаним[11]. Буду покоиться рядом с семейным участком родни твоей сестры.
— В Мемфисе, насовсем?
Отец кивнул. В Мемфисе, насовсем. Да.
Ларри не знал, что и подумать. А как же места на кладбище в Ройял-Хиллс, уже оплаченные отцом и матерью?
— Мой свадебный подарок ей и тому дуролому.
— Ты отдал свое место Деннису?
— В тот же день, когда они обменялись кольцами. Пусть твоя мать покоится под общим надгробием с именем, которое для еврея — просто смех. Деннис. Все равно что провести вечность в могиле с тренером по теннису.
— Но, пап, они не вернутся в Бруклин. Никогда. Они даже в гости не приезжают.
— Что ты знаешь о планах твоей матери и этого идиота? Какой мозольный оператор переносит свой бизнес в места, где богачи с утра до вечера рассиживаются, задрав ноги кверху? В пятидесяти милях от их дома не найдешь ни одной сверхсложной мозоли.
— Почему вдруг мы заговорили про ноги? Абба, ты же нездешний, — сказал Ларри, обводя рукой вокруг, подразумевая больничную палату, и больницу, и Мемфис, и великий штат Теннесси. — А что, если я прямо сейчас верну те места? Что, если я договорюсь с мамой? Тебе следует покоиться дома, в Ройял-Хиллс, среди евреев. Там, где ты был всегда. Ты возьмешь одно место, а я… я воспользуюсь вторым.
— Вот-вот, — сказал отец. — Сейчас ты нас бросаешь, как будто это ничего не значит. Но я уверен: когда наступит тот час, тебе захочется к нам вернуться.
Услышав слово «бросаешь», Ларри скривился. Отец заметил это и все понял:
— Ларри, ты нас бросаешь не как сын, не в этом смысле. Ты здесь. Ты прилетел. Остановился в «Ла Куинте» и делаешь то, что должен. Идеальный сын. Я говорю в смысле, бросаешь как еврей. Не меня. Я имею в виду твой народ, твою веру. И это еще одна причина, почему…
— Почему — что?
— Почему здесь.
— Потому что я секулярный?
— Потому что я умираю. И хочу: когда я уйду, пусть все будет сделано как надо. По-настоящему.
IV
Ради этого «пусть все будет сделано как надо» рав Рой уводит Ларри из гостиной в кабинет. Они только что завершили молитву, идет последний вечер строгой изоляции. Очевидно, все спланировано заранее: Дина идет за ними по пятам, а Дуви Хаффман замыкает шествие.
Хаффман возглавляет Хевра Кадиша — местное похоронное общество. Этот человек с бычьей шеей и тройным подбородком, лезущий не в свои дела, — тот самый, кто готовил тело их отца к возвращению в прах.