Потупив настолько, что ему видны лишь облезлые и поцарапанные металлические ножки стола миссис Мейерс да невнятного цвета кафель, на котором стоят эти ножки. А вот чего ему не видно — миссис Мейерс, ожидавшая визита, уже протягивает ему лист бумаги.
Когда он берет лист, миссис Мейерс проделывает то, чего рав Шули за ней никогда раньше не замечал. Закатывает глаза, совсем как его сестра. Точь-в-точь.
— Спасибо, — говорит он, хотя не ощущает ни малейшей признательности. Уже видит, что это не вожделенный ответ, и разочарование бесит Шули настолько, что листок в его руке трясется. Вместо письма миссис Мейерс вручила ему инструкцию по пользованию школьной системой электронной почты. А на полях написала толстым черным фломастером его адрес электронной почты (который он знает) и его пароль (который он умышленно забыл).
— Справляйтесь сами, — говорит она. — С этого дня электронный «Пони-экспресс»[63] закрывает лавочку. Я пристрелила почтовую лошадь.
— Понял, — говорит рав Шули, прикидываясь бодрячком, хотя страх уже завладел им.
Он же не собирался вновь впускать в свою жизнь компьютер. Выход в сеть, заполнение заявки должны были остаться единственным, экстраординарным случаем. Разовой вылазкой в интернет, как Шули надеялся и молил Бога.
XIII
После того как миссис Мейерс запретила ей надоедать, рав Шули обнаруживает, что вновь подпал под дьявольские чары технического прогресса. Ничего не может с собой поделать: его влечет в компьютерный класс, к монитору. Шули заходит туда каждое утро — и до, и после молитвы, и на каждой перемене. В последующие дни раз за разом прерывает свои уроки, чтобы прерывать чужие. Машет учительнице информатики, говорит:
— Продолжайте, продолжайте, — а сам присаживается за свободный компьютер, чтобы вновь проверить почту.
Шули не может отделаться от опасения, что указал в форме неверный адрес и, значит, это с ним самим, а не с Хеми невозможно связаться. Не находя другого объяснения молчанию, рав Шули каждое утро подает все ту же заявку, слово в слово.
За эту версию он держится, пока не обнаруживает, что созерцал пустую графу «Входящие» целую неделю. И тогда решает, что всему виной его лаконичность. Очевидно, он показался им слишком холодным и бесстрастным — и потому он принимается отправлять на сайт пространные эпистолярные размышления о своем отце и Хеми, о своей жене и ненаглядных детях, обо всем, что когда-то сделал не так, и о том, что теперь делает, как подобает.
Бомбардирует сайт мини-наблюдениями типа: «Знаете, каким дряхлым казался мой отец, когда я его потерял? Только в пятьдесят лет я понимаю, что в действительности он был еще совсем молод».