Отвечая на телефонный звонок, миссис Мейерс смотрит на Шули и Гавриэля свирепо. Шули набирает в грудь воздуха, расчесывает пальцами бороду, дожидается: кого из них — считай, из двух бейсболистов-отбивающих — вызовут отражать удары?
Гавриэль, истолковав тот же сигнал, приподнимается со скамьи и вытаскивает из-под своей задницы тетрадь. Целеустремленно — вот молодец — листает, находит то, что искал, и вырывает листок. Бумага отделяется с тем характерным для тетрадей на спирали журчащим шумом, которым Шули упивается даже сейчас, несмотря на весь свой ужас.
Гавриэль — миссис Мейерс как раз приказывает ему встать — передает листок учителю.
Шули, приговоренный к молчанию, ничего не говорит, опускает глаза.
На листке — трогательная рукописная карта квартала, где расположена ешива с kaddish.com. Тот самый рисунок, над которым мальчик на прошлой неделе трудился в компьютерном классе, тот самый рисунок, который Шули отверг, сочтя ядовитым плодом оцифрованного мира.
С бьющимся сердцем Шули читает названия перекрещивающихся улиц, написанные угловатым почерком ученика еврейской школы. Смотрит на квадратик посередине, обозначающий тот самый дом: он помечен красным карандашом, размашистым, как на карте кладоискателя, крестиком.
О, это замечательный ребенок! Рав Шули сражен.
— Я подумал, может, вам захочется иметь это под рукой. Даже если вы не хотели видеть картинку на экране, — говорит Гавриэль в полный голос — так, как обычно. Шули ошарашенно таращится на миссис Мейерс снизу вверх.
Этот мальчик подает пример: вот каким надо быть. Он живет по-своему, дерзко и бесстрашно.
Гавриэль берется за ручку двери в кабинет рош ешивы.
— Информация. Она уже где-то есть, ребе. Этот шаг — не грех.
XVII
Одно дело — смотреть на город сверху, с неба. И совсем другое — бродить по улицам, охотиться в реальном времени и реальном пространстве, присмирев оттого, что видишь все в масштабе один к одному, глазами простого смертного.
Здесь, в темноте, с одолженным у дочки рюкзаком — в него он запихнул все, что взял в дорогу, — рав Шули стоит под уличным фонарем в Иерусалиме и выуживает из переднего кармашка нарисованную Гавриэлем карту. Сличает эту голую схему с городом вокруг, вопрошая себя, что же он творит. За утешением Шули, как всегда, обращается к Библии. Сколько в ней историй, призванных помочь паломнику в таком же бедственном, как у него, положении? Сколько рассказов должны подбодрить благочестивых, чтобы они именно в такую ночь превозмогли усталость? Он ведет счет чудесам, открывшихся тем, кто в вере был поспешен, а в поисках терпелив, — странникам, получившим награду за легкомысленные решения, принятые по веским причинам.