Для начала Шули идет до конца квартала по более оживленной из двух улиц и возвращается обратно. Вдоль этой, так сказать, магистрали — сплошной ряд домов; скромные входные двери открываются прямо на тротуар. Ни на той ни на другой стороне улицы Шули не видит ни одной ешивы. Здесь даже ни единой вывески нет.
На перекрестке, с которого начались поиски, Шули сворачивает на другую улицу, идет в направлении шука[80]. Ничего, даже отдаленно похожего на искомое. Под ложечкой зарождается тупая боль, жилки на висках отчаянно колотятся, Шули переходит на ту сторону, чтобы исследовать последнее ответвление оси на карте, вступает в бухарский квартал — тут район заканчивается. Сделав несколько шагов, Шули замечает между домами арку и ныряет в проход под ней.
За проходом — не внутренний двор, а головокружительно крутая лестница с каменными ступеньками. Осторожно спускаясь к площадке, где лестница поворачивает, Шули осматривает сверху скопление домов, новых вперемешку с покосившимися: его рассекает переулок, параллельный оживленной улице, с которой Шули начал поиски. Хаотичный маленький квартал кажется еще хаотичнее оттого, что к зданиям со всех сторон протянута паутина проводов и кабелей: кажется, будь у Шули исполинские руки, он дернул бы за эти ниточки, и квартал заплясал бы, как марионетка.
У подножия лестницы, справа, — пара мусорных баков, от которых на утренней жаре уже несет кислятиной. По левую руку, где переулок сразу заканчивается тупиком, — женщина в ярком платке, даже не замечающая Шули. Она хлопочет у скопления сушилок для белья, расставленных на середине проулка. Белья на них нет — они накрыты пергаментной бумагой, а женщина раскладывает на листках кружочки нарезанных баклажанов — достает их из тазика, который держит на бедре.
Одна сушилка уже покрыта ломтиками баклажанов, щедро посоленными, подсыхающими на солнце: вместе с соком из них испаряется горечь. Готовит эта женщина с размахом: у нее либо две дюжины детей, либо свой ресторан неподалеку.
— Извините, госпожа, — говорит Шули вежливо, на иврите с бруклинским акцентом.
Приметив его, женщина берется за длинный конец своего платка, утирает с лица пот.
— Что такое? — отвечает она по-английски: так отвечают все израильтяне, когда слышат акцент Шули.
— Я ищу ешиву, — говорит ей Шули.
Она заливается хохотом.
— Хотите найти в Иерусалиме ешиву? — говорит она. — Киньте камень. Ткните в любую дверь. Никогда не ошибетесь.
— А мне, как ни странно, почему-то не удается. Я ищу конкретную ешиву. В этом районе.
— Я вам уже объяснила. — И она окидывает взглядом весь город: мол, выбирайте.