Тогда я ничего этого не знала. Однажды пришла домой, а Оскар исчез. Отец перевел ему деньги на обратный билет. Несколько месяцев я время от времени работала, а потом, когда узнала, что беременна, уже не могла. Оскар не узнал, что у него родилась дочь, и я поклялась, что никогда не узнает. Я ненавидела его, ненавидела его семью, ненавидела их образ жизни. Тогда я знать не знала, как много денег у Ренволда Браунли. Впрочем, если бы и знала, значения это не имело. Я решила, что всего буду добиваться сама. Но я не могла обеспечить ребенка всем необходимым и не собиралась отдавать малышку ему.
Епископ Мэллори, тогда приходской священник англиканской церкви, один из самых человечных представителей церкви. Никакого самодовольства, никакого лицемерия, свойственных так многим пастырям. Он хотел помогать людям, и он помог мне. Я ему доверилась, и однажды он пришел ко мне, чтобы сказать, что есть шанс найти Джейнис хороший дом. Люди эти не были богачами, но жили в достатке и могли дать ей образование. Они настаивали только на одном: я не должна знать, кому он отдал мою дочь, и не предпринимать попыток ее разыскать. Епископу Мэллори пришлось поклясться всем святым, что он никогда не скажет мне, где и с кем моя дочь.
– Он сдержал обещание? – спросил Мейсон.
– Абсолютно, – ответила Джулия Браннер, и ее глаза заблестели от слез. – В молодости мы так импульсивны. Совершаем поступки, не раздумывая, а потом сожалеем об этом. Я импульсивно вышла замуж и импульсивно отказалась от всех прав на свою дочь. Потом сожалела и о первом, и о втором… – Ее губы задрожали. Она несколько раз моргнула. – Но это не имеет ни мале-е-ейшего значения… Я про сожаления. – Она вскинула голову и продолжила. – Не волнуйтесь, мистер Мейсон, я не разрыдаюсь. Я боролась за свое место под солнцем. Нарушила едва ли не все чертовы запреты и заплатила за это. Не жаловалась и жаловаться не собираюсь.
– Продолжайте, – кивнул адвокат.
– Через несколько лет я вернулась в Штаты. Выяснила, что Ренволд Браунли купается в деньгах, а вот Оскар живет только тем, что подкидывал ему отец. Естественно, я подумала, что Оскар должен как-то мне помочь. Связалась с ним. И получила в ответ очень короткое письмо. Для него я – преступница, укрывающаяся от правосудия. Его отец очень на меня зол. Если я вернусь в Калифорнию, меня будут судить за непредумышленное убийство… Я понимала, что это несправедливо, но что я могла сделать? Я – простая медсестра. Оскар каким-то образом получил развод. У Ренволда Браунли миллионы. На мой арест по обвинению в непредумышленном убийстве выписан ордер. Да и не видела я смысла в возвращении в Калифорнию. Не хотела, чтобы Оскар вернулся ко мне. Конечно, я не отказалась бы, чтобы он выплатил бы мне компенсацию, но меня связали по рукам и ногам. Меня обвинили не только за вождение в состоянии алкогольного опьянения, но и в непредумышленном убийстве, а с такими деньгами и политическими связями, как у Ренволда Браунли, это означало, что меня ждала прямая дорога в тюрьму, лишение гражданства, статуса медсестры и возможности зарабатывать на жизнь… Так, во всяком случае, я тогда считала. И я слишком боялась, чтобы обратиться к адвокату, потому что не решилась бы все ему рассказать.