А вскоре после этого в корчме появились отцы-инквизиторы и обвинили вдову в наговорах, колдовстве и, конечно же, в том, что ночами она летала на помеле в горы на свидание со своим любовником — сатаной. Корчмарку увезли из деревни неизвестно куда, и тотчас же по округе пополз слух, что все случившееся — дело рук незадачливого негоцианта и отвергнутого жениха — Ханса.
Никто уже и ломаного гроша не дал бы за жизнь колдуньи, как вдруг месяцев через шесть корчмарка возвратилась в деревню. Это произошло осенью прошлого, 1443, года. Трактирщица сильно постарела и похудела, но испытания, выпавшие на ее долю, не сломили вдову, и деятельная женщина с великим рвением схватилась за оставленное дело. Она только бросила лечить людей и животных, но зато стала неукоснительно и весьма аккуратно посещать все церковные службы и потерю доходов от знахарства решила перекрыть тем, что резко увеличила ростовщический процент и теперь уже никому не отказывала в чарке вина даже среди глубокой ночи. Каким-то образом стало известно, что ее возили куда-то на край света, чуть ли не в Голландию, и там взвешивали на специальных весах, как поступали в то время со многими ведьмами, но вес корчмарки, а главное ее объем, оказался больше предусмотренного кодексами инквизиции, и она была признана невиновной в ведовстве, ибо кто и когда видел толстую ведьму? Ведь всем известно, что на бесовские шабаши ведьмы вылетают в трубу. А разве всякая невеста сатаны может пройти через узкий печной дымоход даже при содействии нечистой силы?
Когда корчмарка вернулась, Томаш зачастил в ее заведение и однажды пришел в Фобург мрачнее тучи — он узнал от нее самой, что доносчиком был наш одноглазый.
Скриптор рассказал об этом только мне, ибо понимал, насколько опасно связываться со шпионом инквизиции. Но с этих пор вражда между ними разгорелась, как костер на аутодафе, и пылала, не затихая. И, если положить руку на сердце, то на этот раз нападающей стороной был Томаш — неутомимый поборник чистоты нравов и справедливости, обличитель пороков и зла.
Хитрый Ханс, проведший едва не полжизни в войнах против гуситов и потому хорошо знакомый с их повадками, почти сразу раскусил, чем дышит его новоявленный враг.
Да это было и не так трудно сделать. Томаш хотя и подолгу молился у себя в комнате, но за то ни разу не ходил в церковь. В святые праздники, когда все обитатели Фобурга, а вместе с ними и я, грешный, пропускали чарочку — другую вина, гуляли и пели, скриптор весь день молился, плотно прикрыв свое единственное окно.
Не только это выдавало Томаша. Ему вредило все, что отличало от других людей, живших с ним рядом: старик не пил вина, не играл ни в кости, ни в карты, и никогда ничем не торговал. Даже то, что при своих весьма неплохих заработках, Томаш носил простую одежду без малейших признаков украшений, свидетельствовало против него — гуситы не имели права носить пояса дороже двух грошей.