Я замолчал, но затем коротко и жестко добавил:
— И мы сделали это.
Но на том дело не кончилось. Тимур приказал каждому воину принести к нему отрубленную человеческую голову. Из них через три дня сложили три башни, каждая из которых была выше городской стены Дамаска.
Затем, как и прежде, Тимур велел сжечь и разрушить город, убить всех, кто еще оставался в живых. И только искусных ремесленников отправил в свою столицу Самарканд, дабы они могли украшать ее во славу амира Тимура и Аллаха, коего, единственного, Тамерлан почитал выше себя.
Я замолчал. Молчали и мои слушатели. Кажется, городской ров, засыпанный живыми людьми и три башни из отрубленных человеческих голов, все же произвели на будущих крестоносцев впечатление.
Наконец Ульрих прервал молчание.
— А вы тоже поджигали храм?
— Да, я тоже поджигал храм, — равнодушно, как только мог, ответил я. — Но ведь это был языческий храм, чего его жалеть?
Мальчики с открытым недоверием взглянули на меня.
— А разве не высшая доблесть крестоносца — сжечь языческое капище и убить неверного? — спросил я их.
— Крестоносец не должен жалеть неверных и их языческие святыни, — твердо произнес Цили.
— Но ведь и мы — христиане — для магометан язычники, — вступил в разговор Томаш. — Стало быть, и они могут убивать нас и сжигать наши храмы.
— А они так и делают, — сказал Освальд.
— Стало быть, нет мира под небом, и либо мы уничтожим неверных, либо они нас? — спросил Томаш.
— Значит, так, — сказал Цили.
— Ну, а если не мы их, а они нас? — не унимался Томаш.
— Этого не может быть никогда, просто потому, что мы сильнее, — сказал Цили, и все мальчики оживленно поддержали его.
— Самые упорные в своей вере язычники тоже думают так, — сказал я.
Все мы замолчали. Никто не мог сказать что-либо такое, с чем бы все согласились.
— Так что же нам делать? — спросил я. — Воевать еще сотни лет до полного истребления друг друга? Или же вложить мечи в ножны и жить дальше, делая вид, что до Гроба Господня нам нет никакого дела?
Молчание прервал Освальд.
— Это трудный вопрос, господин маршал. Такой же трудный, как и вопрос о том, зачем человек живет на свете. Я думаю, каждый отвечает на него по-своему. Мы тоже едва ли согласимся друг с другом, даже если долго будем размышлять над этим.
«Неглупый малый, — подумал я. — Да только, видать, и ум в таком деле не помощник. Скорее всего, отыскивая ответ на этот проклятый вопрос, лучше всего спрашивать свое сердце».
А Ульрих Грайф — простая душа — снова спросил:
— Ну, а что делал Тимур дальше?
— Дальше он воевал и воевал. Из Сирии он пошел на Вавилон. Узнав о его приближении правитель Вавилона Ахмед бен Овейс бежал. Однако во главе гарнизона стоял храбрый человек по имени Фарадж, и он отчаянно защищал город. После осады, продолжавшейся целый месяц, Тамерлан приказал поставить под стены мины и после того, как они были взорваны, а стены разрушены, овладел городом. Но оставался еще замок — могучая цитадель, стоящая на горе, окруженной водой.