Матери в горе и ужасе повалились на землю, и даже советники амира опустились на колени, умоляя его не делать этого. И тогда он сам бросился на детей и стал рубить и топтать их, и воины его, закрыв глаза, последовали за своим предводителем.
Они убили тогда семь тысяч детей, и это было страшнее исфаганской башни из семидесяти тысяч отрубленных человеческих голов.
Затем он приказал сжечь город, а остальных детей и женщин увел в Самарканд.
Мальчики сидели потрясенные. Исфаганская башня и растоптанные дети — страшнее этого едва ли могло быть что-либо другое.
«Ну, вот вам война. Любуйтесь ею, господа», — с какой-то мстительностью подумал я и спросил:
— Рассказывать дальше?
Все молчали. И только белобрысый Вернер спросил тихо:
— А много еще?
— К счастью, совсем немного. После этого амир пошел в свой последний поход и из него не вернулся.
— Тогда расскажите, — проговорил Вернер, однако и в его голосе я не услышал ни интереса, ни тем более воодушевления.
Я не знал, что мне делать. Рассказать ли им то, чему я и на самом деле был свидетелем, или же ограничиться сказанным.
И, наверное, потому что все, о чем я поведал им, начиная с похода к Дамаску и кончая бойней в Исфагане, было рассказано мною со слов участников событий, я решил закончить рассказ тем, чему я и на самом деле был свидетелем.
— Когда мы снова оказались в Самарканде, туда приехал посол Великого хана Китая, или Богдыхана, как он сам себя называл. Посол приехал с пышной свитой из четырехсот человек и от имени своего господина, который так же, как и Тимур, считал себя владыкой Вселенной, потребовал от амира уплаты дани за пять лет. Тамерлан рассмеялся и сказал, что он сам взыщет с надменного китайца столько всего, сколько захочет, а за данью никаких послов отправлять не станет, но не побрезгует прийти сам лично. Посла прогнали, а Тимур стал готовиться к походу на Китай.
Наша восьмисоттысячная армия целый месяц шла через горы, покрытые льдом и глубоким снегом, вершины которых были намного выше облаков.
А когда войско спустилось с гор, то перед ним оказалась пустыня протяженностью на семьдесят дней пути. Надвигалась зима, но Тимур все же рискнул пойти по пустыне. Однако китайцы отравили или засыпали на его пути все колодцы. К тому же наступили сильные холода, и амир через десять дней похода по пустыне велел возвращаться. В дороге он заболел и вынужден был остановиться в городе Отрар, на пол-пути к Самарканду.
Здесь-то и настигла Тимура весть, от которой он умер. Старшая жена известила Тамерлана, что когда он был в походе, его любимая младшая жена полюбила одного из царедворцев.