Мужик наконец понял это, перестал блажить и довольно спокойно и неожиданно властно сказал:
— Стоп машина. Разворачивай. В милицию давай!
— Да вам же рану обработать надо, кровь вон…
— Ничо, начальник. Спасибо за заботу. Это успеется. Давай мы с тобой сначала протокольчик оформим, а там уж поглядим…
«Как это у него очки не слетели, шапку-то он, кажется, посеял. Да они у него на резинке, — растерянно думал Василий Иванович, разглядывая в зеркале худое, морщинистое, плохо бритое лицо. — На кого же он похож, не пойму никак?»
Когда машина остановилась, хозяин мертвой собаки встретился глазами с Бочажком и сказал:
— Пиздец тебе, полковник.
В отделение он проковылял все так же — с трупом Найды на руках.
Милицейский начальник стал сразу орать и грозить ему: «Ты давай здесь не очень, мы тебя живо в чувство приведем!» — а перед знакомым полковником зачем-то извинялся, но тут рассердился уже Василий Иванович:
— Ты, майор, оформляй все, как положено, и побыстрей, нам еще этого деятеля в больницу везти.
Через день Бочажок, узнав в милиции адрес, долго блуждал во тьме среди беспорядочно скученных на краю поселка и занесенных по крыши балков, пока не нашел нужного ему. (Балок — это, по Ожегову, временное жилье на Севере, домик, установленный на полозьях. На самом деле все эти вагончики были жильем постоянным и многолетним, да и полозья были не у всех.)
Полковник постучал несколько раз, но ответа не было. Он собрался уже уходить, но вовремя заметил — дымок-то из трубы идет. Постучав еще раз, Василий Иванович вошел. Уже знакомый запах шибанул ему в нос. За столом под голой и слабой, кажется, 25-ваттной лампочкой сидел потерпевший с грязной повязкой на голове. Перед ним стояла алюминиевая миска, такая же кружка и початая бутылка «Спирта питьевого».
— Батюшки светы! Это кто ж к нам пожаловал? Целый полковник! Ебать-колотить! Милости просим, извините, что не прибрано! Вы уж не обессудьте! К нам приехал, к нам приехал… — запел он. — Как по батюшке?
— Василий Иванович… — ответил оторопевший герой.
— Василь Иваныч дорогой! Пей до дна! Пей до дна! — и, подняв кружку, глотнул, закашлялся и запил из облупленного ковшика. «Видать, неразбавленный пьет…» — подумал Бочажок. А потерпевшему уже надоело кривляться, слишком он был пьян и зол для сарказма.
— Чо надо, начальник? Ух, жаль натравить на тебя некого! Прям хоть самому кусай дорогого гостя… Убил ты собачку мою, полковник, убил… Что смотришь? Думаешь, жаль, и тебя самого не убил, да? Хорошо было бы, а? Никаких тебе хлопот, снежком бы присыпало, а летом все бы в море ушло, да? Не-е-е, начальник, я, блядь, живучий!