Не знаю, увидимся ли мы еще когда-нибудь.
А ведь совсем недавно мы улыбались друг другу и ели рождественские сэндвичи.
Можно много лет строить отношения. Растить их, питать, укреплять, возводить стены, украшать по своему усмотрению. А затем в один миг отношения рассыплются на части под легким дуновением правды, как карточный домик. Годы упорного труда против одного-единственного разговора.
В чемодане не хватало места. Придется вернуться за мебелью, и мы начнем ее делить. Еще есть кошка, которую захочет оставить каждый. Квартиру придется выставить на продажу. Я не могла забрать всю одежду и лишилась чувства безопасности, которое присуще женщине в длительных отношениях, если даже ее партнер выжал из нее все соки. Все наши прошлые и будущие воспоминания теперь всего лишь воспоминания. Я запихнула в чемодан все, что поместилось, и застегнула молнию.
Я не плакала, когда наклонилась попрощаться с Кошкой. Я не плакала, когда стояла, сжимая ручку чемодана и оглядываясь на нашу квартиру – на нашу жизнь, – осознавая, что теперь это всего лишь музей.
Настенные часы с орнаментом громко и настойчиво тикали. Они сообщали, что было всего лишь без пятнадцати три. Они сообщали, что мне тридцать два. Тик-так.
Я одинока.
Тик-так.
Возможно, я только что отказалась от своего единственного шанса на счастье.
Тик-так.
Я ухожу от мужчины, который говорит, что любит меня, и меня никто и ничто не ждет.
Тик-так.
Возможно, что несчастливые отношения с Томом – самое близкое к счастью в моей жизни.
Тик-так.
Но все-таки я ухожу.
Это правильный поступок. Где-то глубоко внутри я знала, что все образуется. Возможно даже, наилучшим образом. Возможно, однажды я даже буду счастлива.
Вздохнув, я ощутила, как на меня накатила волна облегчения – да-да, облегчения.
Я закрыла дверь и заперла ее за собой.
Поплелась с чемоданом к станции; колесики то и дело проваливались в трещины на тротуаре. Легкие работали плохо, не пропуская воздух внутрь. Дышать было тяжело. Я задыхалась, а не вдыхала. Я все время повторяла про себя: Нужно вернуться, нужно вернуться, я должна вернуться. Но ноги несли меня прочь. Прочь от жизни, которую я строила шесть долгих лет. Небо было пасмурным. Из открытых дверей лавок, торгующих серебряными украшениями в форме новогодних сов, доносились рождественские песни. «Это самое прекрасное время в году», – обещала музыка. Я остановилась, лондонцы врезались в меня и чертыхались.
Я не могла дышать.
Мои легкие не пропускали кислород. Все поплыло перед глазами, колени подгибались. Что я наделала? Что я наделала? Что я наделала?