Тори: Я зависаю в клубе, Ди. С двадцатилетними ребятами. Я ЗНАЮ. Но боже, эти мальчики! Внимательные, сексуальные, знающие все о женщинах, сексуальные, интересные и сексуальные. Я уже говорила, какие они сексуальные?
Ди: Ненавижу тебя за то, что ты тусишь с классными парнями без меня.
Ди: Ненавижу желудок за эту изжогу. Не помню, когда спала в последний раз. Чертов младенец.
Тори: Сочувствую, но ничем помочь не могу. Зато я могу прислать тебе фото парня, который пытается меня убедить, что будущее – за полиаморией.
Мальчик вернулся и, улыбаясь, сел рядом со мной. Хотя я не поцеловала его. Хотя я старше всех здесь присутствующих лет эдак на шесть.
– В следующем году я поступаю в магистратуру по гендерным исследованиям, – заявил он. – Хочу изучать раннюю социализацию детей. Меня интересует, где заканчиваются гены и начинается воспитание. Ведь все мы в той или иной мере продукт общества.
– Можно с тобой сфотографироваться? Моя подруга Ди хочет знать, как ты выглядишь.
– Да, не вопрос.
Он тут же переключился с гендерных проблем в режим мастера селфи. Я склонила голову поближе. Как же приятно от него пахло. Я подняла руку, чтобы ракурс был более выигрышным для нас, и улыбнулась, не забыв опустить подбородок.
– Можно взглянуть? – спросил он и взял у меня телефон. – Ой нет, только не эта. Вышло не очень. Давай еще раз.
На этот раз за дело взялся он. Он вытянул руку под нужным углом, а я постаралась улыбнуться так же: на прошлой фотографии я получилась отлично, хорошо бы и на этой так же. Вспышка. Мы посмотрели на результат: оба вышли неплохо. Фото отправлено.
Ди ответила почти сразу же.
Ди: ГДЕ ТЫ? ВЫЕЗЖАЮ. У меня теперь помимо изжоги свербит в другом месте.
Я показала ему сообщение, и мы оба рассмеялись, склонившись над экраном. Его ладонь лежала на моем бедре – это измена? Но это было так приятно – чувствовать, что мужчина рядом со мной хочет дотронуться до меня. Мы снова заговорили, перекрывая грохот музыки.
– Как, по-твоему, живется после тридцати? – спросила я.
Он взял мою ладонь и, распрямив пальцы, переплел их с моими. Я давным-давно не держалась так ни с кем за руки.
– Тебе виднее, – ответил он. – Но мне кажется, тебе грустно от того, что раньше ты ощущала все по-другому. И ты оплакиваешь эту потерю.
Я с улыбкой покачала головой. Прислонилась лбом к его лбу. Я все еще могу его поцеловать. Если это произойдет, я окажусь изменницей. Окажусь виновной стороной в наших отношениях. Том будет волен поступить, как ему угодно, а я смирюсь с его решением, ведь это я изменила, изменять плохо, мы все ненавидим изменников. Том – жертва, а я – мерзавка. Ему это понравится. Конечно, он будет расстроен, но чувство собственной непогрешимости согреет ему душу. Музыка громыхала сквозь стены и пульсировала в моем теле. Я стояла на вершине высотки и думала о том, чтобы спрыгнуть без страховочного троса. В фильмах тебя всегда кто-то поймает внизу, даже если ты об этом еще не знаешь. Но в жизни все не так, как в кино.