Волшебство мгновения рассеялось, и Роберт сказал, поднимаясь:
— Сиди-не сиди, а утро близится. Надо посмотреть, что изменилось после обвала.
— Надеешься на тайный ход? — спросила я, вставая вслед за ним.
— На спецназ надейся, а сам себе помогай. В пирамиде Хеопса археологи обнаружили множество ходов и полостей, оставшихся от древней «системы безопасности». Так что у нас есть все шансы.
Я заметила жутко изодранную штанину с потёками крови.
— Ты поранился!
— Пройдёт. Ты ничего больше не замечала подозрительного, похожего на вход, выход или лаз?
— Нет.
Роберт покосился на саркофаг.
— Не нравится он мне.
— Он пуст, — ответила я. — Это кенотаф — саркофаг, в который никогда не клали тело.
И бросилась к оставленной им бутылке в надежде, что там будет хоть немного вина. Какой-никакой, а всё-таки спирт. С усилием оторвала полоску собственного подола и, промакнув в винных остатках, подошла к Роберту.
— Ты успела заглянуть внутрь саркофага? — нахмурился он.
— Нет. Просто знаю.
— Дедукция аксиом не терпит, — пробурчал он.
— Можно проверить. Но сначала я обработаю твою рану, — сказала я, приседая перед ним.
— Да это царапина…
— Стоп, — перебила я его. — Стой и свети! Не хватало ещё выжить в ловушках, обвале и под прицелом, чтобы кончиться от тысячелетнего столбняка.
Я решительно оторвала лохмотья штанины, поморщилась при виде раны.
— А ты не так проста, — заметил сверху Роберт.
— Лысая Нефертити, которая пережила охоту, ритуалы фанатиков, твою почти смерть и эту сумасшедшую ночь? Нет, я не проста! — заявила я.
И принялась промывать рану от пыли и грязи скудными остатками воды, а затем промакивать винным бинтом. Он втянул воздух сквозь зубы и отдёрнулся.
— Стой смирно, господин детектив! — строго сказала я.
— Стою. Хм, за это ты мне и нравишься.
— За то, что командую или за то, что сумасшедшая?
— Сложный выбор. Думаю, всё в комплекте.
— Я думала, любят ни за что, — заметила я, сосредоточенно отрывая от своей туники ещё полоску.
— Любят — да. Но для начала надо же за что-то зацепиться.
Я принялась перевязывать ему рану и пробормотала, словно незаинтересованно:
— И что же стало крючком?
— Даже не помню, что первое: или то, как ты чуть не перевернула на меня стол, когда я обвинил тебя в незаконной деятельности…
— В проституции, — рыкнула я и затянула рану потуже.
— Эй! Полегче!
— Или? — спросила я, продолжая возиться с его голенью.