⁂
— Спасибо тебе за всё, — прошептала я, укладывая голову на его широкую грудь.
Он обнял меня обеими руками и затих. Лежать, приникнув друг к другу, слушать его дыхание было бесконечно хорошо, словно для блаженства и понимания не нужны слова. Не было «до», не было «после», просто мы. Сейчас.
Наконец, Роберт поцеловал меня в лоб и аккуратно переложил на подушку.
— Прости, они меня всё-таки ждут.
— Да, иди, — улыбнулась я.
Он встал, подобрал брюки. Натянув на себя простынь, я села и решилась:
— Роберт, Арина Лавуазье прислала мне дневник Катрин Беттарид.
— Что?! — Он застыл, воззрившись изумлённо.
— Извини, что не сказала сразу.
Роберт в одно мгновение натянул на себя штаны. Присел рядом, подхватив поло. Я закусила губу.
— Дневник придётся приложить к делу? — спросила я.
Сосредоточенный взгляд в ответ.
— Думаю, да.
Я сглотнула и опустила глаза.
— Там много того, что мне сложно принять… Про меня. Я ещё не всё прочитала, точнее, совсем не много. Искала ответы, но… Прости, мне правда не хотелось бы, чтобы ты это читал…
Роберт молчал и ждал, что я ещё скажу.
— Впрочем, ладно! Лучше, чем я есть, я всё равно не буду, — не выдержала я и привстала с кровати.
Он остановил меня.
— Ты сама сказала, любят не потому что.
Я пожала плечами.
— Ты не читал того, что там есть…
— Ты производишь наркотики?
— Нет.
— Воруешь маленьких детей? Занимаешься работорговлей? Торгуешь оружием с террористами? Пьёшь кофе с лимоном?
— Нет! Нет! Нет! И Нет! — расширив глаза, воскликнула я и даже подпрыгнула от возмущения. — А при чём тут кофе?
— А не при чём, — он щёлкнул меня тихонько по носу и улыбнулся.
Инквизитор выдал индульгенцию.
— Просто я хотела выяснить, почему. До конца… — вздохнула я.
Он накрыл ладонью мою руку.
— Тогда читай. Никто не может знать, что ты уже нашла дневник среди вещей в чемодане. — Роберт поцеловал меня в лоб, натянул поло и направился к выходу. — До вечера. Потом будет подозрительно.
⁂
И я прочитала. Это была трепанация души. Жёстко, без обезболивающего. Казалось, Катрин не позволяла себе чувствовать, поставив во главу угла контроль и наблюдение. И даже цитаты мудрецов, часть из которых я слышала от папы, в её интерпретации служили лишь доказательством того, что мир иллюзорен, и в нём никого нет. А значит, некого жалеть, некого любить. Она возомнила себя демиургом, способным собственными руками сотворить вселенную, точнее, цивилизацию для начала. Не вышло.
Её мир, полный богатств и возможностей, был лишён блага. Окруженная людьми, Катрин оставалась страшно одинокой и кичилась этим, уверенная, что однажды взрастит тех, кто будет думать, как она; верить, как она; поступать, как она…