Его лицо стало светлее. Финн подхватил меня на руки, закружил радостно. Только б не слетел этот парик с головы!
Счастливый, Финн опустил меня на древний кафель. И поцеловал. Я обхватила руками его стриженный затылок, шею, плечи. Мы не виделись с ночи, мы не виделись тысячелетия.
Кажется, нас снимали… Кажется музыка изменилась… Кажется, это был просто клип… Кажется…
«Стоп. Снято!» Музыка встала колом и исчезла. А хотелось, чтобы продолжала струиться — под кожу и в кровь. Беспардонный свет прожекторов превратил таинственную церковь в обычную съёмочную площадку, ткнул носом в неприглядные трещины в стенах, пыль и паутину, выявил засаду киношников с оборудованием, восторженную Арину, мадам Беттарид, Макарова. Они всё это видели?
Хотя какая разница? Для меня ничего не закончилось. Финн обнимал мои плечи так же нежно. Я люблю его — и это факт!
— Люблю тебя, — шепнул он мне на ухо снова.
Моё сердце пело. Разве хоть что-нибудь ещё важно?
Мадам Беттарид с удовлетворённым видом поплыла к нам, хлопая в ладоши. Остальные эхом вторили ей. Чему они аплодируют? Нашему поцелую? Но ведь ничего не могло быть естественнее в этот момент! Это не было игрой!
— Молодцы, ребята! — приблизилась мадам Беттарид и всем вокруг благосклонно махнула: — C'était superbe! Merci à tous![10]
Видимо, так просто принято, — догадалась я и снова вернулась всем вниманием к Финну. Господи, какой он красивый! Каждая чёрточка будто выточена. Улыбка в уголках губ. Сияющие глаза. Чёткая линия скул и волевой подбородок. Сильная шея. Выемка у её основания. Цепочка, спускающаяся под футболку по ключицам. Широкие плечи и атлетическая грудь, рельеф которой так хорошо угадывался под белым трикотажем. Я вдруг поняла, что мне мало, что я хочу видеть больше. Его всего. Словно поцелуй и признание были таким откровением, после которых не страшно…
Я подняла глаза и встретилась с ним взглядом. В лучистых радужках Финна читалось то же самое. Как и тогда, в Лувре! Я будто поймала его мысли, и они мурашками продолжили путь по моему телу.
Зачем все эти люди? Они мешают. Жаль, нельзя было сказать это вслух!
Однако Финн произнёс целую тираду по-французски и, не обращая внимание на ответы и на жест несогласия Катрин, взял меня за руку и увлёк за собой. Моё сердце билось, тело переполнялось предчувствиями, но больше не мрачными, наоборот!
Мы вышли на свет и сощурились. Вибрация затихшей музыки ещё била по венам, как головокружительное послевкусие после терпкого вина. Как зачарованная, я шла за Финном и закрывалась рукой от солнца, будто не несколько минут, а столетия провела в подземелье.