– Тактично, как и всегда, – Эштон убирает одну руку от меня и дает Уиллу легкий подзатыльник. – Он наверняка этого не выбирал.
Никто из нас не выбирал. Как оглушенная я поворачиваюсь. Рука Эштона все еще лежит на моем бедре. Он не отпускает меня, но сделает это. Наши отношения еще не слишком стабильны. Не после того, что произошло вчера. Не после того, что пережил Эштон. Наши отношения окончательно разрушит моя ложь. Но пока я прижимаю голову к его груди, я могу надеяться и соглашаться, несмотря ни на что: у нас есть шанс.
На мгновение я даже задумываюсь, не могу ли я просто притвориться, что не знаю Бена. Эштон никогда не узнает, что мы семья. Мы могли бы все вместе пойти в кабинет для монтажа и составить план для конкурса. Ничего бы не изменилось. Дрожа, я делаю вдох. Для этого уже слишком поздно. Потому что в этот момент любовь к моему младшему брату всплывает посреди всех этих бессмысленных эгоистичных мыслей.
Эштон ищет мой взгляд, касается моего лица. Он выглядит обеспокоенным. И мне больно, что он смотрит на меня так только потому, что не знает правды. Надеюсь, когда-нибудь он сможет простить мне все это.
– Он будет в порядке, – пытается успокоить меня он.
Эштон понятия не имеет. Вообще никакого.
Бен по-своему прекрасен. И он определенно не заслуживает того, что я просто исчезну из его жизни, как это сделал папа. И мне стыдно за то, что я сделала это с ним. Мне нужно к нему. Я резко поворачиваюсь и бегу.
– Конечно, мы тоже можем помочь ему, – слышу я голос Эштона позади себя. Он добирается до толпы через несколько секунд после меня и обхватывает мое запястье, оттягивает меня назад, вырывает из давки, но я выхватываю руку и ищу Бена.
Он стоит на коленях на земле и раскачивается вперед-назад. Он здесь. Из-за меня. Хотя мир его пугает. Впервые в жизни я осознала, как сильно он, должно быть, меня любит. Он не может этого показать или сказать об этом. Но он здесь. И этим все сказано. Это заставляет мое сердце сжаться, а чувство вины усилиться. Мне нужно к нему. Я протискиваюсь сквозь плотно стоящие тела, и наконец мне удается попасть в пустой полукруг, образовавшийся вокруг Бена. Он замечает движение, но не осознает, что видит меня. Я протягиваю к нему руку, хотя мне стоило бы догадаться, что произойдет потом. И, конечно же, Бен в испуге отстраняется. Он подскакивает и отшатывается назад, на дорогу. Я вижу грузовик, который с визгом тормозов надвигается на него. Я хочу притянуть Бена к себе, но мои движения становятся замедленными. Я слышу свой крик, но не могу дотянуться до брата. Это как кошмар, от которого я не могу проснуться. Пытаясь ухватиться за рукав его голубой рубашки, я падаю. Почти не чувствую боли, когда мои ладони и колени ударяются об асфальт. Больнее от удара, когда грузовик сбивает моего брата. Мне не хватает воздуха, и мой взгляд затуманивается. Бена подбрасывает в воздух, а затем он неподвижно лежит на земле. Зарыдав, я пытаюсь вдохнуть и набрать сил, чтобы добраться до него. Если я буду держать его на руках, он не сможет умереть. Он не должен. Мое сердце сжимается. Еще раз я этого не переживу. Картины папиных похорон мелькают перед моими глазами и растворяются в тепле асфальта, когда я, всхлипывая, ползу по нему. Кто-то трогает меня за плечо, хочет удержать, но я отдергиваю руку, добираюсь до Бена и притягиваю его в свои объятия. Он в сознании. Хотя это, должно быть, хороший знак. Должен быть им. Боль в сердце утихает. Немного, но достаточно, чтобы я функционировала в какой-то степени. Для Бена. Я качаю его, как делала это, когда он был еще маленьким и эта форма близости не была проблемой. Я плачу, беззвучно, проверяя его маленькое тело и успокаивая его. Спокойствие. Во мне нет ни капли спокойствия. Только страх. Паника. Вина. Все это горит во мне. Но Бен ничего не должен понять. Внешне я – его старшая сестра, его скала, в которой он сейчас очень нуждается. Но внутри хаос разъедает мои легкие, сосуды, сердце. Мое сердце, которое только что принадлежало Эштону, а теперь уже нет. Почему я вообще надеюсь? Должна ли я надеяться? Он не простит меня.