– Нет, – я остаюсь жесткой. Иначе он во второй раз разобьет мне сердце, и я этого не переживу. – Не о чем разговаривать.
– Пожалуйста, выслушай меня. Всего пять минут.
Бен зовет меня, предоставляя тем самым идеальный предлог. Предлог, который не позволит Эштону еще дольше стоять на моем пороге и бороться за то, что он давно уничтожил. Это было недостаточно важно для него, когда мы могли бы еще все спасти.
– Прости, – я выдерживаю его взгляд. – Мой брат нуждается во мне. Это в приоритете.
Эштон вздрагивает, но удивительно быстро оправляется от удара, который я сознательно глубоко нанесла. Он кивает, а потом качает головой.
– Ладно. Позаботься о нем. Я подожду.
– Нет! Уезжай! – я поражена, и с каждой секундой рядом с ним становится все хуже. – Я не хочу говорить. Ни сейчас. Ни потом.
– Тогда у нас проблема, потому что я не уйду, пока ты меня не выслушаешь! – он уже снял пиджак, решительно бросив его на один из шезлонгов, и сейчас закатывает рукава рубашки. – Независимо от того, сколько времени это займет. И даже если мне придется зимовать здесь.
Я забыла, каким упрямым может быть Эштон, когда ему что-то нужно. Я опускаю взгляд. Я не нужна ему. Это более чем наглядно продемонстрировало его поведение, и я ненавижу себя за то, что все-таки предпочла бы уступить. Но я остаюсь непоколебимой, закрываю дверь и прислоняюсь изнутри к деревянной поверхности. Я пытаюсь успокоить дыхание. Не думать об Эштоне. Заставить сердце биться медленнее. Но он повсюду. И это несмотря на то, что он соблюдает границу, которую я провела, и садится снаружи на верхнюю ступеньку веранды.
Он здесь. Почему он здесь? Единственно возможное объяснение заставляет мое сердце биться чаще. Я выдыхаю, потому что не хочу надеяться, а потом лишиться надежды. Снова. Если он не настроен серьезно, то исчезнет до того, как Бен уснет. Бен. Сейчас я должна сосредоточиться на брате.
Я отталкиваюсь от двери и направляюсь к нему.
Он лежит в своей постели. Одеяло аккуратно обернуто вокруг его маленького тела. Только гипс слегка торчит. В первые дни после аварии это обстоятельство довело Бена до грани отчаяния. Между тем он вынужден был смириться.
– Эй, тигр, – говорю я и сажусь на пол, рядом с его кроватью, скрестив ноги.
Пока Бен объясняет, что он мальчик и почему он ни в коем случае не тигр, я беру книгу и переворачиваю первую страницу.
– Кто снаружи? – вдруг спрашивает он, смотря в точку позади меня. На самом деле я чувствую себя так, словно стою рядом и, скорее всего, нахожусь в самом темном углу комнаты, куда смотрит Бен.