Первый акт прошел без всяких инцидентов, что нисколько не удивило приверженцев Карлотты, так как Маргарита в этом акте не поет. Между тем директора не переставали шутить:
— Вот тебе и призрак! — воскликнул Моншармэн.
— Да, немного запоздал, — согласился Ришар.
— Надо сознаться, что наш «заколдованный зал» сегодня блистает как никогда, посмотри, какая разнообразная публика!
И Ришар, насмешливо улыбаясь, указал коллеге на сидевшую между двумя мужчинами, полную женщину, одетую в потертое черное платье.
— Это еще что за публика? — спросил Моншармэн.
— Это — моя консьержка, её муж и брат.
— И ты им дал билеты?
— Эта женщина первый раз в жизни в опере. И мне хотелось, чтобы прежде чем начать заботиться об удобствах других, она бы испытала их сама.
Видя, что Моншармэн не понимает в чем дело, он объяснил, что вместо уволенной им Жири, он решил взять на некоторое время свою консьержку, которой доверяет, как себе самому.
— Да, кстати, — заметил Моншармэн, — ты знаешь, что Жири хочет на тебя жаловаться?
— Кому? Призраку?
Моншармэн совсем о нем забыл, тем более, что он ничем о себе и не напоминал.
Вдруг дверь их ложи отворилась, и вбежал взволнованный режиссер.
— Что случилось? — спросили в один голос оба директора.
— Друзья Кристины Даэ устроили заговор против Карлотты. Она вне себя от бешенства.
— Это еще что за история? — нахмурил брови Ришар.
Но в эту минуту поднялся занавес, и директор дал знак режиссеру удалиться.
Когда тот ушел, Моншармэн сказал на ухо Ришару:
— Вот как!? У Даэ появились поклонники?
— Это точно…
— Кто такие?
Ришар указал глазами на ложу первого яруса, занятую только двумя мужчинами.
— Граф де Шаньи?
— Да. Он меня за нее просил. И так убедительно, что если бы я не знал, что он живет с Сорелли…
— Гм!.. Вот оно что!.. — прошептал Моншармэн. — А кто это с ним, этот бледный молодой человек?
— Это его брат.
— Он бы лучше отправился спать. У него совсем больной вид.
Между тем со сцены неслись веселые звуки музыки, и студенты, горожане, солдаты и женщины весело сновали перед кабачком Бахуса. Показался Зибель.
Кристина Даэ была очаровательна. Костюм Зибеля удивительно шел к её свежему, грустному личику. Приверженцы Карлотты ожидали, что появление Кристины будет встречено овацией, которая и раскроет им всю суть заговора, но ничего подобного не случилось. Наоборот, когда Маргарита только прошла через сцену, пропев свои две строчки:
«Не блещу я красотой
И не стою рыцарской руки»,
раздался взрыв аплодисментов. Это было так неожиданно и неуместно, что все непосвященные в суть дела удивленно переглянулись. Второй акт, как и первый, кончился благополучно, что не помешало хорошо осведомленным лицам утверждать, что роковые события должны произойти в третьем акте, во время песни о царе Фульском, о чем они и поспешили предупредить Карлотту.