Незнакомец, очевидно, понял причину моих слез.
— Да, Кристина, — сказал он, все еще стоя передо мной на коленях. — Я не ангел, не гений, не привидение… Я Эрик!
Вдруг Кристина остановилась.
Обоим молодым людям показалось, что чей-то голос как эхо, повторил за ними это имя: Эрик! Они обернулись и тут только заметили, что стало совсем темно. Рауль хотел встать, но Кристина его удержала: нет, нет, сидите, я должна окончить свой рассказ здесь.
— Почему непременно здесь, Кристина? Я боюсь, что вы простудитесь…
— Мы должны бояться только люков, дорогой мой. Здесь мы в безопасности. К сожалению, я могу вас видеть только в театре… Теперь не время ему противоречить… не будем возбуждать в нем подозрений!
— Кристина! Кристина! Напрасно мы откладываем наш отъезд до завтра. Нам надо бежать сейчас же, сию минуту.
— Я же вам сказала, как он будет страдать, если я не буду петь завтра вечером.
— Все равно ваш отъезд, когда бы он ни состоялся, доставить ему одинаковые страдания.
— Вы правы, Рауль!.. Он его не переживет… Но наши шансы равны, — прибавила она глухим голосом, — так как иначе он может убить нас.
— Значит, он вас очень любит?
— До безумия!
— Но раз вы знаете, где он живет… Его можно найти. Наконец, если Эрик не приведение, с ним можно поговорить, потребовать объяснений…
Кристина покачала головой.
— Нет, нет! Эрик непобедим. Одно средство — бежать.
— Зачем в таком случае, вместо того, чтобы бежать, Вы опять к нему вернулись?
— Это было необходимо… Вы поймете, когда узнаете, как я от него вырвалась!..
— О! Как я его ненавижу! — воскликнул Рауль. — А вы, Кристина, скажите… Я должен это знать, для того, чтобы иметь силы выслушать ваш рассказ до конца, скажите, вы его тоже ненавидите, да?
— Нет, — просто сказала Кристина.
— В таком случае понимаю… Вы его любите! Все эти страхи только придают вашей любви особенное очарование. Конечно, в этом обыкновенно не сознаются… Но подумайте только любовник, живущий в подземелье!..
Он горько рассмеялся.
— Вы хотите, чтобы я туда вернулась, — резко перебила его молодая девушка, — Будьте осторожны, Рауль! Если это случится, вы меня больше никогда не увидите.
Несколько секунд все трое — молодые люди и сзади них тень, молчали.
— Прежде, чем вам что-нибудь ответить, — сказал наконец Рауль, — я хотел бы знать, какое же именно чувство вы к нему питаете, раз вы его не ненавидите?
— Отвращение! — воскликнула она так громко, что её возглас заглушил раздавшийся около нее вздох.
— И это ужасно, — продолжала она, все более волнуясь. — Один его вид внушает мне отвращение; но разве я могу его ненавидеть. Если бы вы видели его тогда, стоявшим передо мной на коленях… Он извиняется, проклинает свой поступок, молит о прощении… Он признается в своем обмане… Он меня любит и сознает всю безнадежность этой необъятной, роковой любви… Если он меня похитил и спрятал в подземелье, в этом виновата только любовь… Я для него божество. Он ползает передо мной на коленях… плачет… рыдает… И когда, вставая со стула, я говорю ему, что буду презирать его, если он сейчас же не выпустить меня на свободу, о чудеса! он указывает мне на дверь… я могу уйти… я свободна!.. Но в эту же минуту… в эту же минуту он подымается с колен и начинает петь…