При других обстоятельствах меня это нисколько бы не поразило, так как я отлично знала о существовании подземного озера, но теперь, вы можете себе представить, что я испытала при виде этого озера. Влияние ли это свежего воздуха, или чего еще, но мою апатию как рукой сняло, и лишь прежний ужас заставил меня сделать несколько резких движений. Мой страшный спутник это заметил и, сняв меня с седла, отпустил Цезаря, который крупной рысью побежал назад по темным галереям, звонко постукивая копытами по каменным ступеням лестницы. Между тем человек в маске перенес меня в лодку, отвязал ее от берега и стал грести. Я чувствовала на себе его пристальный взгляд. Кругом было тихо, мы беззвучно скользили по зеркальной поверхности озера, наконец, вошли в темную полосу и причалили к берегу. Он опять взял меня на руки. Я кричала, как безумная. Вдруг сильный свет ударил мне глаза. Меня положили на диван. Я одним взмахом вскочила на ноги. Посреди разукрашенной цветами гостиной, со скрещенными на груди руками, стоял человек в маске. Вдруг он заговорил:
— Успокойтесь, Кристина, вам нечего бояться!
И я узнала «голос»!
Мною овладело в одно и тоже время и удивление, и бешенство. Я бросилась к незнакомцу и хотела сорвать с него маску. Он меня остановил.
— Вам ничего не угрожает до тех пор, пока вы не дотронетесь до маски, — сказал он, и осторожно взяв меня за руки, подвел к стулу. Затем опустился передо мной на колени и замолчал. Это меня несколько ободрило. Я начинала понимать, в чем дело. Как ни таинственно было все это приключение, оно все-таки имело реальную подкладку, становилось доступно человеческому пониманию. Все окружающее меня: обои, мебель, вазы, даже цветы, которые, наверное, были куплены в известных мне магазинах и за известную плату, — все напоминало мне самую обыденную, банальную гостиную, отличавшуюся от тысячи подобных только тем, что она находилась в подземелье Парижской Оперы. Очевидно, я имела дело с каким-нибудь оригиналом, который, втайне от городских властей, поселился в недрах этого современного Вавилона, где, как и тысячи лет назад, царят разные наречия, разные нравы и разные понятия.
Но тогда, значит, «голос», тот самый «голос», который я сейчас же узнала, принадлежал не Ангелу, а человеку!
Я даже не подумала о своем ужасном положении, о том, что меня ожидает дальше, зачем меня привели сюда, как узницу в тюрьму, или рабыню в гарем, я вся была поглощена разгадкой тайны: это «голос»! За божественным «голосом» скрывался мужчина! При этой мысли слезы хлынули у меня из глаз.