В то время мы часто ходили в церковь, общались с батюшкой, которого сын любил и боялся как огня. Стоило только ему, когда мы бывали в центре города, увидеть купола «нашего» храма или батюшку, едущего на машине по своим делам, Илья становился тихим, спокойным и послушным на долгое время. Я брала его в храм на всю службу. Конечно, ему было трудно выстоять, к тому же он не понимал ни единого слова из того, что пели или произносили во время богослужения. Маялся, слонялся, сидел на полу или солее, но дожидался Святого Причастия. В такие дни мы устраивали дома праздник, я старалась сделать сыну какой-нибудь подарочек (совсем недорогой) в честь такого радостного события, как Святое Причащение. Не могу сказать, что все походы в церковь проходили гладко. Бывало, он не хотел туда идти из-за того, что не посмотрит любимых мультиков по телевизору (к сожалению, я не смогла должным образом противостать «телевизорной болезни», ибо все его друзья говорили только о героях мультфильмов, и сын не мог устоять против искушения и не посмотреть то, о чем говорят его друзья; единственное, что я могла сделать, так это объяснять сыну, насколько герои мультфильмов «не герои», насколько глуп и зол сюжет, но отвратить от просмотра до конца тогда так и не сумела). Я тотчас же «соглашалась» с его решением не идти к Литургии ради мультфильмов, говоря, что, так уж и быть, в гости к Господу пойду сегодня одна, без него. Он тут же начинал собираться со мною, приговаривая, что мультики подождут, а вот Господь огорчится, не увидев его в храме, да и батюшка будет спрашивать, где же Илюша.
Мой сын стал регулярно исповедываться с пяти лет. Я просила нашего духовного отца начать исповедывать мальчика с этого возраста, поскольку к искушениям добавлялись искушения, и я чувствовала, что с некоторыми из них одной только силой моего убеждения я не справляюсь. Кроме того, с началом регулярной исповеди у нас с сыном возникла некоторая новая форма общения — исповедная, церковная. Как-то так вышло, что и сын, и я стали помогать друг другу не согрешить. В частности, это касалось наших с ним отношений. Вновь и вновь перечитывали с ним Заповеди и в том месте, где речь шла об отношении отцов и детей, пришли к взаимному согласию, что не должны вести себя так, чтобы один раздражал другого (я или бабушка — его), а второй бы не почитал и перечил первому (он —бабушке или мне), поскольку так мы не спасаем, а губим друг друга. И я считаю, что раннее начало исповеди пошло ему только на пользу. С тех пор, прежде чем сделать что-либо, он задумывался, придется ли краснеть на исповеди за то, что было им сделано. Собираясь на службу, я спрашивала его, намерен ли он исповедаться сегодня. Бывало, что сын недоумевал: по его понятию, он не совершал никаких грехов. Тогда садились и потихонечку, спокойно разбирались в том, что и как он сделал. Постепенно выясняли: да, исповедаться нужно непременно, иначе как причащаться с грехами, тем более, что кое-что уже осмысляется им как явный грех..