Наструнившись средь нашего двора,
Стоит скакун и не пошевелится.
И шаль порхает, празднично-пестра,
Над белой гривой, словно чудо-птица...
Белеет конь, закончив трудный бег,
Над белою вершиной вьется знамя,
И, словно шапки, кинутые вверх,
Взлетает к небу белый дым клоками.
И в нашем доме, где звучат стихи,
Кинжал на стенке отдыхает старый.
И гнездышко высоко у стрехи
Вьет ласточек щебечущая пара.
Как встарь, аулы лепятся к горам.
Но жизнь пошла в аулах обновленно,
И новых сыновей качают там
Вершин аварских смуглые мадонны.
И ты меж ними бережной рукой
Меня с подушки теплой поднимаешь.
И, хлопоча, как пчелка, день-деньской,
В одну семью всех близких собираешь...
В засушливый тот год посев зачах,
В горах шумели грозы то и дело.
Но мама разжигала наш очаг,
И вся семья у котелка сидела.
Стучали ложки о пустое дно,
И каждому перепадало мало,
Но радость пробивалась все равно,
Как в щель скалы — шиповник грозно-алый.
Мы скудный ужин ели всемером:
Родители, четыре сына, дочка,
И утешались: «Нет, не пропадем,
Весь урожай сберем по колосочку».
Так рассуждал весь честный Дагестан
И вся страна, подхваченная бурей...
Чадит очаг. В горах плывет туман,
Но сквозь туман видны клочки лазури.
...Здесь, мама, ты с черною шалью рассталась,
С той самой, которой в беде укрывалась.
Так что же тебе, моя мама, осталось?
Остался кувшин, чтоб ходить за водою,
Студеной, прохладной водой ключевою,
Тебе, что не знала ни сна, ни покою.
Остался возок у предгорья средь поля.
Осталась суровая женская доля,
Остались еще на ладонях мозоли.
Осталась забота о старой корове,
Еще о дровах для зимы и о крове
И страх за отца и за наше здоровье.
Осталась тревога о детях подросших:
Все рвутся куда-то, но вряд ли поймешь их,
А вдруг даст судьба им друзей нехороших?
Остались лишь женские вздохи украдкой,
Внезапно блеснувшая белая прядка,
Морщинка на коже, вчера еще гладкой!
Остались они, что надеты впервые,
Совиные очи — очки роговые,
И старости близкой шаги роковые!..
Я вижу, как сено ты сушишь на крыше,
Стоишь ты на крыше, как будто на круче,
Тростинкой ты кажешься тем, кто повыше,
А тем, кто поближе,— скалою могучей.
Стоишь наверху ты, стоишь над скирдою,
Пускай выплывают туманы с верховья!
Над миром стоишь милосердным судьею
С печалью своей и своею любовью...