— Сочувствую вам, — сказал Карелла.
— О, это было уже давно, жизнь продолжается, не так ли? — Он грустно улыбнулся. — Он служил в эскадрилье бомбардировщиков, мой сын. Его самолет сбили над Швейнфуртом тринадцатого апреля сорок четвертого года. Там есть завод подшипников, в этом городе. — Он мотнул головой. — Иногда я спрашиваю себя… — Он замолчал.
Карелла откашлялся.
— Мистер Эттерман, что за человек был Энтони Форрест? Он ладил с сослуживцами? Он…
— Я никогда не встречал человека лучше, — ответил Эттерман. — Все любили его. Я уверен, что только сумасшедший мог его убить.
— Он всегда уходил со службы в одно и то же время?
— Мы закрываемся в пять, — сказал Эттерман. — Обычно мы с Тони еще четверть часика болтали. Да, я думаю, что он всегда уходил между пятью пятнадцатью и половиной шестого.
— У них с женой были хорошие отношения?
— Клара и он были весьма дружной парой.
— А дети? Его дочери должно быть около девятнадцати лет, не так ли?
— Да, так.
— Никаких неприятностей с этой стороны?
— Что вы хотите сказать?
— У детей никогда не было каких-нибудь неприятных историй?
— Не понимаю, что вы имеете в виду.
— С полицией, с другими ребятами, дурные знакомства и тому подобное.
— Это отличные малыши, — сказал Эттерман. — Синтия — лучшая в своем классе в лицее. Она получила стипендию университета Рэмси. Мальчики тоже хорошо учатся. Один играет в бейсбол, второй — член клуба «Спорщики». Нет, дети никогда не доставляли Тони никаких неприятностей.
— Вы знаете что-нибудь о его службе в армии, мистер Эттерман? Тот, кто его убил, отличный стрелок, значит, он может быть бывшим военным. А так как мистер Форрест служил в армии…
— Этого я не знаю, но уверен, что Тони был отличным офицером.
— Он никогда не рассказывал о каких-нибудь ссорах со своими подчиненными, которые могли бы повлечь за собой…
— Он был в армии во время войны. А война давно кончилась. Кто бы мог столько лет хранить злобу?
— Никогда не знаешь, — сказал Карелла. — Мы отрабатываем любую возможность.
— Это, должно быть, ненормальный, — сказал Эттерман. — Только ненормальный…
— Надеюсь, что нет, — ответил Карелла.
Инспектора попрощались, поблагодарив Эттермана за то, что он согласился принять их.
Мэй Норден была сорокатрехлетней, коротко стриженной шатенкой с круглым лицом и очень темными глазами. Они встретились с ней в зале похоронного бюро, где в обитом шелком гробу находилось тело Нордена. Бальзамировщик отлично загримировал лоб в том месте, где его пробила пуля. Нужно было очень пристально всматриваться, чтобы заметить рану. В зале толпились родственники и друзья, и среди них вдова Нордена и двое детей — Джоан и Майк. Майку было восемь лет, Джоан — пять. Оба сидели рядом с гробом на стульях с высокой спинкой, повзрослевшие, растерянные. Мэй Норден была в черном, по ее глазам, хотя и сухим, было видно, что она много плакала. Она вышла с инспекторами на улицу, и там, стоя на тротуаре, они курили и говорили о ее муже, лежащем на своем шелковом ложе в тихом зале.