— А глушитель?
— Сделал из куска медной трубы. Я боялся, что дуло разнесет первым же выстрелом. Но мне повезло. А вообще-то глушители портят оружие, да.
— Мистер Редфилд, вы знаете, что убили восемь человек?
— Знаю.
— А почему вы не усыновили какого-нибудь ребенка? Вы сумели совершить все эти убийства, но не сообразили, что можно прийти в службу социального призрения! Черт возьми, почему?
— Мне как-то в голову не пришло, — сказал Редфилд.
Признание было отпечатано и подписано. Редфилда заперли в камере на первом этаже. Потом, утром, его переведут в центральную тюрьму.
Карелла взял телефон и позвонил ди Паскуале, чтобы сказать ему, что он может спать спокойно.
— Спасибо, — ответил ди Паскуале. — Черт, который теперь час?
— Пять утра, — сказал Карелла.
— Вы что, никогда не спите? — спросил ди Паскуале, вешая трубку.
Карелла улыбнулся и отодвинул телефон. Потом, днем, он позвонил Хелен Вейль, чтобы сообщить ей хорошую новость.
— Просто здорово, — сказала она. — Теперь я могу спокойно уехать.
— Куда вы едете, миссис Вейль?
— В летнее турне. В следующем месяце начинается театральный сезон. Вы не знали?
— Конечно! — воскликнул Карелла. — Где была моя голова?
— Я еще раз хочу вас поблагодарить, — сказала Хелен.
— За что, миссис Вейль?
— За вашего полицейского, — произнесла она. — Совершенно очаровательный мальчик.
Синтия Форрест зашла в комиссариат во второй половине дня, чтобы забрать бумаги, которые приносила: старые вырезки из журналов, записные книжки, театральную программку. Когда она уходила, в коридоре ей встретился Берт Клинг.
— Мисс Форрест, — сказал он, — я хочу извиниться перед вами…
— Идите вы к черту! — сказала Синди. Она спустилась по металлической лестнице и вышла на улицу.
Инспектора остались одни в пустой дежурке. Это был один из последних майских дней, начиналось долгое лето. С улицы доносился задыхающийся шум города: миллионы спешащих людей.
Зазвонил телефон.
— Ну, поехали! — сказал Клинг, снимая трубку.