— Я захожу!
Когда в ответ не получаю автоматную очередь, делаю глубокий вдох и шагаю в дом.
Затем сразу же отступаю.
Хватая ртом воздух и прижимаясь спиной к деревянной обшивке дома, я пытаюсь осмыслить увиденное внутри: темная гостиная, жалюзи плотно задернуты, кофейный столик, диван, старый телевизор.
И еще мужчина, который сидит в кресле лицом к двери.
С дробовиком на коленях.
И его мозги, разбрызганные по всей стене позади него.
С каждым вдохом запах становится невыносимее.
Запах смерти. Запах засохшей крови и серого вещества.
Песня начинает играть сначала.
Я достаю из кармана маленький фонарик и, прикрывая нос рукавом, аккуратно захожу в дом. Под моими ногами хрустит битое стекло.
— Рэйн? — снова кричу я, сглатывая подступающую к горлу желчь.
Когда прохожу мимо мистера Уильямса, чтобы проверить кухню, я убеждаю себя не смотреть, но нездоровое гребаное любопытство берет надо мной верх. Направив фонарик в его сторону, я с силой стискиваю зубы, чтобы меня не стошнило. Весь его затылок превратился в кашеобразную массу, смешанную с пуховой набивкой кресла. Полосы на некогда синей стене давно высохли, приобретая цвет ржавчины и указывая на то, где раньше находились крупные куски серого вещества и других тканей, прежде чем они отвалились и засохли на покрытом коркой, окровавленном ковре.
Я не вижу входного отверстия на его раздутом старческом лице, но кровь, заливающая нижнюю губу и седую бороду, говорит о том, что кто-то сунул ему в рот дробовик, прежде чем нажать на курок.
Скорее всего, это он сам.
Цвет крови и вонь, заполняющая гребаное пространство, говорят о том, что это дерьмо произошло не только что. Я бы сказал, что старик сидит здесь уже довольно давно.
Мои внутренности скручиваются, и на этот раз плотно сжатая челюсть не удерживает меня от того, чтобы извергнуть содержимое желудка на ковер, когда последние два с половиной дня проносятся в моей голове в обратном направлении.
Таблетки. Скрытность. Перепады настроения.
То, как она отказалась впустить меня в дом.
То, как она сказала, что он не услышит стука и не увидит ее у дверей.
То, как она той ночью выбежала отсюда, как будто увидела…
Я встаю на колени, и меня снова тошнит.
Боже.
Бл*дь!
Он был здесь все это гребаное время.
Песня начинается сначала.
И теперь она здесь, вместе с ним.
Вытирая рот тыльной стороной ладони, я иду к лестнице, которая расположена у открытой входной двери. Не смотря на то, что мне не хочется запирать этот запах в ловушке, я захлопываю дверь ногой. Последнее, что нам нужно — это дикие собаки, учуявшие труп.