— Я не потерплю сквернословия в своем королевстве!
Я открываю рот, чтобы еще раз извиниться, но как только это делаю, Король Бургеров пихает свой посох прямо мне в горло.
— Избавь свой рот от этих грязных слов, — рявкает он, пока я давлюсь, кашляю и хватаю ртом воздух.
И только тогда, когда меня начинает тошнить прямо на тротуар, он, наконец, останавливается.
— Вот и все, — теперь его голос звучит добрее. Мягче. — Пускай все выйдет.
Меня снова тошнит, но на этот раз, когда я открываю глаза, то замечаю, что нависаю над унитазом в какой-то темной комнате. Кто-то гладит меня по спине и говорит что-то вроде: «Мне очень жаль» и «Вот это моя девочка».
Голос напоминает мне Уэса, но прежде чем я успеваю обернуться, чтобы взглянуть на него, он засовывает два пальца мне в рот, и меня снова тошнит.
Я пытаюсь отбиться, но мои руки ничего не ударяют. Уэс испаряется, словно дым, оставляя меня одну, стоящую на коленях. Я больше не обнимаю унитаз. Я в лесу, стою на коленях на мокрой земле, покрытой сосновыми иголками, и смотрю вниз, в открытый люк затопленного бомбоубежища. Когда происходит очередной рвотный позыв, я засовываю пальцы в рот и начинаю вытаскивать длинный кусок какой-то ткани из глубины своего желудка. Ткань продолжает тянуться, ярд за ярдом. Как только я наконец-то вытаскиваю ее целиком, то расстилаю на земле, чтобы посмотреть, что это такое.
Но я уже знаю ответ.
Черно-красное знамя, в центре которого изображен силуэт всадника.
А на самом верху — дата.
Сегодняшняя.
Я оглядываюсь по сторонам, прислушиваясь к стуку копыт, и высматриваю Уэса. Я нигде не могу его найти, но, когда снова смотрю на свое отражение, то вместо него вижу Уэса.
«Разве я так выгляжу?» — удивляюсь я, протягивая руку, чтобы коснуться своей щетинистой челюсти, но мое отражение не копирует меня.
Вместо этого оно бьет кулаком по поверхности мутной воды, глаза широко раскрыты и полны паники.
— Уэс!
Я опускаю руку в воду, чтобы коснуться его лица, но поверхность оказывается гладкая и твердая, как стекло. Я колочу по ней обеими руками, но мне не удается ее разбить.
В глазах Уэса застывает мольба. Большие пузыри выходят из его рта и лопаются о преграду, стоящую между нами, когда он пытается мне что-то сказать.
— Уэс! Держись!
Я обматываю знамя вокруг своего кулака и бью изо всех сил, но мои удары оказываются подобно ударам подушки об бетонную стену.
Когда я останавливаюсь, чтобы перевести дыхание, то понимаю, что Уэс больше не борется. Его лицо выглядит спокойным, а глаза полны раскаяния и смирения.
— Нет! — кричу я, снова колотя по поверхности. — Нет, Уэс! Борись!