Вижу только его – как напрягаются мышцы руки, которой он ласкает меня. Как над его губой появляется капелька пота, которую мне хочется слизать языком, но я этого не делаю, нет. Не решаюсь.
Поднимаю руку и провожу по его губам.
Мне хочется хотя бы так – очертить его губы, узнать, какие они: жесткие, грубые, как его прикосновения, или же…
Его ладонь трет сильнее, и я беспомощна перед этой лаской – цепляюсь за плечи Эрика, чтобы хоть как-то удержаться в этой реальности. Потому что мой мир рушится, меркнет, заменяется огненными искрами, которые пронизывают все мое тело. Заставляя меня дрожать, извиваться, заставляя желать большего и тянуться за жесткой рукой.
– Еще… – шепчу, не в силах сдержаться. – Еще, пожалуйста…
Царапаю плечи Эрика, тяну его на себя, не отдавая в этом отчета. Пусть это выглядит как еще одно мое желание, не имеет значения. Но когда он снова прикасается своим лбом к моему, мне становится легче. Чуточку легче, потому что его губы так близко, и я слышу его рваное дыхание на своих…
– О, господи… – шепчу почти в забытье, когда на смену ладони вновь приходят пальцы.
Мне казалось, я к ним привыкла? Я ошибалась. Это другие прикосновения – они словно собирают все искры моего удовольствия в одной точке, и…
«Сильнее! – теряясь в этом ворохе искр, требую я. – Сильнее, пожалуйста!»
И я даже не знаю, подумала я это про себя или произнесла вслух.
Но он делает так, как я просила. Или требовала? А я…
Понимаю, что не выдержу.
Не смогу.
Понимаю, что выдам нас своим стоном. Но не в силах контролировать его так же, как и свое тело, которым владеет сейчас Эрик. Кусаю губы, задерживаю дыхание, а потом…
Впиваюсь ногтями в плечи Эрика, подаюсь вперед, навстречу его пальцам, и…
Мой рот накрывают жесткие губы.
Не целуют – нет.
Это не поцелуй, это просто печать, которая закрывает мои уста. И позволяет стонать так, чтобы не услышал никто. Только он. Тот, кто заставляет меня забыть обо всем, и думать только о нем, чувствовать только его, видеть только его, ощущать лишь его вкус.
И, задрожав от шторма, который скручивает меня изнутри, рассыпаться тысячей мелких песчинок. Которые уже никогда не соберутся обратно, которые уже никогда не будут прежними после пережитого.
Я прихожу в себя медленно.
И лишь когда открываю глаза и снова вспоминаю, что можно дышать, что умею, что так надо – пальцы Эрика, погладив меня на прощанье, выскальзывают из моих трусиков.
Влажных из-за моих соков.
И будто акцентируя на этом внимание, пальцы Эрика поглаживают меня уже поверх трусиков. А потом спокойно опускают мою юбку, даже поправляют ее.