— Статья 58, часть 12 — за недонесение? — упавшим голосом спросила я.
— Совершенно верно. За недонесение о достоверно известном готовящемся или совершенном контрреволюционном преступлении, — без запинки продекларировал старик.
— А вы не помните, где она отбывала наказание? — спросила я, уже зная наперед ответ.
— В Мыюте, по-моему. Но точно не могу сказать. Вернетесь — проверите.
Вот он момент истины! Хотела воскликнуть я, всего несколько минут назад, а теперь вместо этого устало и тихо сказала:
— Спасибо. Вы даже не представляете, как нам помогли и сколько сэкономили наших сил и времени. И последний вопрос — чем закончился ваш допрос Тетерникова?
— А ничем. Я записал его показания и все. Инкримировать ему по большому счету было нечего. Контакт с полковником армии США? Так американцы вроде как в союзниках тогда ходили. Весна 45-го. Сами понимаете. Было распоряжение по возможности лояльно относиться к фронтовикам. Тем более Тетерников в то время — комендант Гюстрова, старший офицер, орденоносец, герой, прошедший всю войну. Да и общая обстановка тогда была ох какая непростая. Пьянящая радость Победы. В воинских частях до предела обострилось чувство боевого братства многократно усиленного алкоголем. Я бы тогда, в те весенние дни 1945-го, честно говоря, и не рискнул бы без веских на то оснований производить арест боевого офицера. Подобного рода действия с моей стороны могли повлечь за собой самые печальные последствия. Вплоть до попыток отбить любимого командира с оружием в руках. Это чуть позже стало попроще. Когда части, бравшие Берлин переформировали, перетасовав личный состав, раскидав его по разным частям. Когда дивизии стали массово пополнять до полного штата свежими силами и оружие для рядового состава стало недоступным. А весной 45-го — нет. Тем более Тетерников вел себя адекватно. На вопросы отвечал спокойно, без выпендрежа. Не бил себя в грудь, не козырял военными заслугами. Не кричал: «Я кровь на фронте проливал, а вы, тыловые крысы, фронтовика по застенкам допрашиваете!». В общем, отнесся с пониманием. Ну и я тоже. У человека горе, пропала дальняя родственница. Можно было войти в положение. Конечно, для порядка я послал запрос на Рассказову. Все подтвердилось.
— Что подтвердилось? — тихо спросила я.
— Да немногое, конечно. Все тоже самое — Мария Николаевна Рассказова, 1918 года рождения, уроженка Москвы была угнана немцами в Германию в 1941 году. А что еще? Время-то какое было? Неразбериха полная. Кто — на фронте, кто — в эвакуации, кто — погиб. Архивы по большей части уничтожены или эвакуированы. Информация, конечно, пришла скудная. Не без этого, но и на том спасибо. Опять-таки, встречался он с американским военнослужащим, который в нашей зоне оккупации находился вполне легально и ни в чем предосудительном замечен не был. В то время все еще искренне думали, что США — наши верные друзья навеки. Это потом уже… Так что на тот момент предъявить ему было нечего. Да и, честно говоря, заниматься им было особо некогда.