– Думаешь, охотники близко? – Смолян почесал переносицу, что в его случае всегда означало раздумье, – понял тебя. Будь добр, обеги все палатки, позови сюда старших. И да, вооружись, пожалуйста, на всякий случай. Скажешь, что я приказал.
Смолян тут же отвернулся от Лавра и заговорил по-мацентийски, привлекая к себе внимание начальника экспедиции. Он знал, что старший матрос Камнев выполнит свои обязанности безукоризненно.
Губернаторский дворец, построенный в начале прошлого века, считался до недавнего времени одним из красивейших архитектурных ансамблей города. И это в Асанье[8], в которой весь центр города сплошь состоял из отделанных белым мрамором особняков. Лиссабцы[9], почти двести лет хозяйничавшие на полуострове, хотели создать из губернаторского дворца символ своей нерушимой власти над страной и одновременно символ цивилизации, которая, с точки зрения лиссабцев, была принесена сюда исключительно парусами кораблей островного королевства. Однако заказчики получили не совсем то, что хотели. Альфонсо Моска, нанятый среди прочих для строительства дворца, был одним из лучших скульпторов своего времени. А еще он был истинным джирапозсцем, любившим свою родину и свой народ. Поэтому созданные им статуи и барельефы изображали простых джирапозских женщин: пастушек, белошвеек, собирательниц винограда. Женщины все как одна стояли на коленях с поднятыми вверх руками, в просительной позе. Их лица, умело вырезанные скульптором, показывали, что они умоляли о пощаде. Двести семьдесят три мраморные женские фигуры, стоящие на коленях по всему дворцу, сразу превращали губернаторскую резиденцию в символ национальной борьбы против лиссабского господства. Асаньцы носили Альфонсо на руках, а лиссабские судьи скрипели зубами, не в силах доказать злой умысел скульптора. Моска же утверждал, что мраморные женщины молятся Верховному Существу[10], а лица их полны благоговения, как он сам его понимает.
Всё это Ольга прослушала в своё время на лекциях в Государственном Университете и теперь вспоминала каждый раз, глядя на дворец с балкона отеля Централь. Открывающийся ей вид сильно отличался от описанного в работах искусствоведов. Отличался так, как расколотый сервиз отличается от целого. На фронтальных колоннах следы от пуль. Многочисленные балкончики, фронтоны и эркеры сбиты, сколоты взрывами и гаубичной шрапнелью. Потемневшие стены щерятся пустыми провалами выбитых окон. В крыше северного крыла зияет дыра – туда упал снаряд главного калибра линкора «Доррадо», чудом не разорвавшийся. И всюду, по всему дворцу, были разбросаны обломки разбитых статуй гениального Моски. Мраморные джирапозски, просившие о пощаде, так и не вымолили её у жестоких убийц. Особенно ироничным Ольге казалось то, что люди, крушившие статуи, тоже были джирапозсцами. Более того, они являлись представителями законной власти. Впрочем, на этот счёт на полуострове существовало два мнения. И отстаивающие эти мнения люди убивали друг друга, проливая кровь и круша произведения искусства ради ответа на давно набивший оскомину извечный человеческий вопрос: «Кто тут главный?»