Наедине с собой с комментариями и иллюстрациями (Антонин, Вашкевич) - страница 52

Интересно, что у Достоевского можно найти высказывания, которые прямо противоречат Марку Аврелию в том, что касается отношения к смерти. Очевидно, что Федор Михайлович не был поклонником стоицизма, так как явно считал смерть злом, причем особым злом – смерть предопределенную, время которой обозначено заранее. Самым ужасным Достоевский считал потерю надежды, ведь если время обозначено заранее (к примеру, смерть по приговору суда, казнь), то и надежды практически не остается: «Убийство по приговору несоразмерно ужаснее, чем убийство разбойничье. Тот, кого убивают разбойники… непременно еще надеется, что спасется, до самого последнего мгновения. Примеры бывали, что уж горло перерезано, а он еще надеется, или бежит, или просит. А тут всю эту последнюю надежду, с которою умирать в десять раз легче, отнимают наверно, тут приговор, и в том, что наверно не избегнешь, вся ужасная-то мука и сидит, и сильнее этой муки нет на свете». Для стоика существует лишь единое мгновение жизни – настоящее, поэтому такого мучения в ожидании смерти предопределенной, как описывает Достоевский, у него нет и быть не может. Но, возможно, именно потому, что чрезвычайно сложно безропотно ожидать смерти, и не достиг никто статуса стоического мудреца.

Четвертая книга

Когда внутренне господствующее начало верно природе, то его отношение ко всему происходящему таково, что оно всегда может легко приноровиться к возможному и данному. Ведь оно не испытывает любви к какой-нибудь определенной материи, а к предпочтительному стремится лишь условно, обращая в материал для себя все, что оказывается впереди. Оно подобно огню, овладевающему тем, что брошено в него: слабая лампада была бы потушена, а яркое пламя мгновенно охватывает попавшее в него, пожирает его и вздымается благодаря этому еще выше.

Стоики знали рецепт беспроигрышного ведения дел, при их подходе никогда невозможно было потерпеть полную неудачу – возможно, именно поэтому в те времена не нуждались в помощи психологов, чтобы избавиться от комплекса неудачника. Секрет же чрезвычайно прост, и его здесь излагает Марк Аврелий, пользуясь стоической терминологией: в любую деятельность, стремящуюся к какой-либо цели, стоики включают возможные препятствия. Небольшая оговорка о том, что цель будет достигнута, если ничто этому не воспрепятствует (условное стремление господствующего к предпочтительному) – и вот уже препятствие учтено. Таким образом, человек объявляет, что готов идти к цели лишь на определенных условиях, при этом имеется в виду, что категорически отвергаются условия, которые не будут этичны, а принимаются к действию лишь те, которые полностью согласуются с понятиями добродетелей. Получается, что помеха становится своеобразным испытанием для человека, выявляя добродетельность исходных посылок. То есть и препятствия могут оказаться благими, так как они помогают достичь добродетели («обращая в материал для себя все, что оказывается впереди» – в том числе и помехи). Следует заметить, что смысл жизни для последователя стоической философии состоит именно в поступках, мыслях и чувствах в соответствии с природой, то есть для них смыслом является путь разума, ведущий к добродетели.