– Как тебя звать?
– Никак, – ответила девочка. – А вы кто такие?
Голос был обыкновенный, детский, человеческий.
– Мы твоя семья, – сказал Читарь. – У тебя что-нибудь болит?
– Ничего не болит, – сказала девочка. – А у тебя?
– У меня тоже не болит. Пойдём, умоемся.
Окатили её водой из ведра, в четыре руки обмыли; она стояла молча. Я быстро осмотрел тело: всё было настоящим. Волосы, пусть и грязные, – густые и длинные. Никаких дефектов – совершенно здоровый ребёнок женского пола, все пальцы на руках и ногах на месте, зубы ровные и крепкие, дыхание свободное.
И дух её увидел, и дух был силён.
– Что-нибудь помнишь? – спросил я.
– Жарко было, – ответила девочка. – Горячо. И немножко больно.
– А сейчас – больно?
– Нет. Только голова чешется.
– Прикрыть её надо, – сказал Читарь. – Чтобы стыд имела.
– Нечем прикрыть, – ответил я. – Сгорело всё.
Читарь тогда проявил смекалку, подобрал нож, им же на землю брошенный, отполосовал от своих штанин по половине, разрезал куски ткани вдоль – и спроворил набедренную повязку, – сбоку, на талии, затянул грубым узлом.
– Пить, кушать – хочешь?
– Нет, – ответила девочка. – Ничего не хочу.
Читарь кивнул. Улыбался умильно, почти слащаво. Я подумал, что он совсем не умеет разговаривать с детьми.
– Кто твоя мама – помнишь?
– Не помню.
– А папу – помнишь?
Она не помнила никого и ничего.
Мы отошли в сторону.
– Не знаю, как быть, – тихо сказал Читарь. – Кто она? Непонятно. У неё есть половые признаки – значит, она не ангел. А вдруг, наоборот, – исчадие сатаны? Сейчас я крещу её, как всякого новорожденного. Ты станешь крёстным родителем. Если она закричит, затрясётся, – значит, дело худо.
– Каким именем окрестишь? – спросил я.
Читарь поразмышлял и предложил:
– Наверное, Марией. Сейчас идут дни поминовения Марии Египетской.
– Нет уж, – сказал я. – Называть невинную девочку в честь блудницы – это перебор.
– Согласен, – сказал Читарь. – Тогда предлагаю в честь Евдокии Илиопольской, её день поминовения был в марте – как раз когда ты закончил малую модель. Пусть будет Евдокия.
Я не возразил.
Читарь провёл таинство крещения, за неимением святой воды использовал обычную колодезную. Девочка стояла молча, но глаза выдавали интерес – поглядывала по сторонам, и я понял: она видит в темноте так же хорошо, как прочие истуканы.
Когда Читарь трижды произнёс “отрицаюся Сатаны”, и поплевал (и я тоже трижды отрёкся, и трижды плюнул), – она никак не отреагировала; то есть Сатана не имел над ней власти.
Далее её следовало облечь в незапятнанные одежды, символизирующие нового человека во Христе, и подарить нательный крестик – но где нам было взять в эту чёрную ночь, на чёрном пепелище, чистые одежды?