Щепа решительно встал.
– Стоп, – сказал он. – Мне это всё надоело, слушать не могу. Можно я пойду, займусь делами?
– Нельзя, – сказал Никола. – Сиди как сидел, ты ещё будешь нужен. И вообще, хватит хамить. Считаешь себя человеком – веди себя по-человечески.
Щепа пожевал губами, как будто собирался плюнуть, нервно выхватил телефон и демонстративно углубился в изучение входящих посланий.
Воцарилось молчание. Квартира была хорошо изолирована, ни звука не доносилось из внешнего мира. Тишина подействовала на меня угнетающе: за долгие годы я слишком привык к шуму токарного станка, к фабричному грохоту.
Читарь сидел рядом со мной, телефон его, недавно купленный, лежал в нагрудном кармане рубахи. Я молча потянул руку, вынул телефон – Читарь никак не препятствовал – и набрал номер.
– Алло, – отозвалась Гера.
– Доброй ночи, – сказал я. – Прости, что разбудил.
В ответ – молчание. Я ждал. Наконец, она ответила осторожно:
– Я слушаю.
– Где ты сейчас?
Она снова помедлила.
– В Москве.
– Надо срочно встретиться. Умоляю, не бойся, пожалуйста. Я с добром приду.
– Зачем?
– Это касается твоего отца. И тебя. И всего, что произошло.
– Нет, – сказала Гера, – не будет встречи. Мне вообще сказали, что ты сгорел…
– Не сгорел, – сказал я. – Но если сегодня не увидимся – сгорит твоё будущее.
Тут Никола Можайский вдруг энергично стал делать мне знаки, я прикрыл трубку ладонью; он прошептал:
– Скажи ей, что завтра сдашься в полицию!
Я переложил телефон к другому уху и повторил.
– А при чём тут я? – враждебно спросила Гера.
Судя по голосу, она очень боялась.
Я стал говорить, глядя на Николу Можайского, он подался вперёд и слушал меня, иногда коротко кивая.
– Я расскажу про твоего отца всю правду. Это важно для тебя. По телефону не могу, это долго будет. Помнишь, я предупреждал тебя – если пойдёшь в полицию, это ничего не изменит? Я не держу на тебя зла, наоборот, во всём сочувствую. Если откажешься – потом будешь сильно жалеть. Пожалуйста, верь мне. Богом умоляю. А главное – это тебя касается…
– Нет, – ответила Гера твёрдо, – нет. Извини. Прощай.
И отключилась.
– Златоуст! – ядовито ухмыльнулся Щепа. – Хотел умную девку на дешёвый понт взять. Вломился к её отцу, с топором, ограбил, довёл папу до кондрашки, потом поджёг свой дом, – тут Щепа стал смеяться, сам себя веселя и накручивая, качая головой, – а теперь в два часа ночи звонишь, якобы заживо сгоревший, просишь встретиться “срочно”! Она, по-твоему, дура? Сейчас, она тебе дверь откроет, конечно! Милости просим, дядя, а топор твой где? Это полный дурдом!
– Здесь, кстати, ты прав, – сказал Никола Можайский, оставаясь невозмутимым. – Я бы на её месте не согласился. Но мы своё получим.