...11 марта 1915 года в Петрограде состоялась премьера последнего крупнейшего сочинения Танеева — кантаты «По прочтении псалма» на слова А. Хомякова. Тридцать лет пролегло между первой его кантатой «Иоанн Дамаскин» и этим произведением, ставшим по существу подлинным итогом его творчества; но главное другое — высота духовности автора в этой музыке такова, что подняться до этого уровня пока еще не удалось никому...
Через месяц с небольшим Танеев провожал в последний путь своего талантливейшего ученика А. Н. Скрябина — 16 апреля с ним прощалась Москва. Танеев шел в процессии с непокрытой головой. В последующие дни он чувствовал себя неважно. Но ни он сам, ни врач не предполагали рокового исхода болезни. Танеев пытался работать, 9 мая закончил «Колыбельную песню» на слова К. Бальмонта (из Шелли) для голоса с фортепиано, начатую еще в 1896 году. Она могла бы войти еще в первую тетрадь романсов соч. 17. «Колыбельной» суждено было стать творческим прощанием Танеева. Это одно из самых коротких его произведений, всего из 30 тактов, в нем — ясность, простота конструкции, лаконизм мудрости:
Не страшись перед судьбой.
Я, как няня, здесь с тобой...
Тот, кто знает скорби гнет,
Темной ночью отдохнет...
Одинокий больной человек дописывал «Колыбельную песню» в последние дни жизни, и невольно, может быть, и безотчетно в его воображении возникал образ няни, которая помогла бы ему, утешила, если была бы рядом с ним. Это произведение не детское — в нем выражено одиночество человека, прощающегося с жизнью. Возникает образ последней части «Песни о земле» Малера, где прощание с жизнью, как будто бы просветленное, на самом деле глубоко трагично.
6 июня 1915 года Танеева не стало. Вот как отозвался на смерть учителя С. В. Рахманинов: «Скончался Сергей Иванович Танеев — композитор-мастер, образованнейший музыкант своего времени, человек редкой самобытности, оригинальности, душевных качеств, вершина музыкальной Москвы... Его советами, указаниями дорожили все. Дорожили потому, что верили. Верили же потому, что, верный себе, он и советы давал только хорошие. Представлялся он мне всегда той „правдой на земле“, которую когда-то отвергал пушкинский Сальери...
В 1984 году я напел на пластинку 16 романсов Аренского. Выбор их дался нелегко. «Пройдясь» впервые по всем его сольным вокальным произведениям (их более 70), я оказался в тупике: в большинстве своем красивые, непосредственно-искренние, они не задевали каких-то струн в душе, без которых, я знал, романсы у меня не зазвучат. Но не давала покоя тайна популярности композитора на рубеже XIX—XX веков. Широкой публике были известны его оперы, инструментальные и в особенности вокальные произведения: их пели Шаляпин, Собинов, Тартаков, Лавровская, Оленина-д’Альгейм, Кошиц, пели в залах Благородных собраний, на эстрадных сценах столиц, больших и малых городов. В последние годы жизни Аренский побывал с концертами во многих городах России и даже сам порой удивлялся силе восторгов, с которыми его встречали и провожали... Следовательно, его музыка была существенной частью русской духовной жизни, и причину этого я стал напряженно искать как в творчестве, так и в жизни композитора. Не буду пересказывать подробно его биографию. Отмечу лишь некоторые ее моменты.