Этот романс мне представляется созвучным Брамсу. Известно, что Танеев не любил этого композитора и в этом был солидарен со своим учителем Чайковским. Общих черт в Танееве и Брамсе достаточно много: мужественность свойственна им обоим; в их музыке отсутствует сентиментальность, их лирика — без излишней чувствительности (скажем так — высокая лирика, очищенная от «мирских» страстей) и, разумеется,— интеллектуализм как постоянная «приправа» музыки этих композиторов в любых жанрах. Может быть, я насильно соединяю в своем воображении два мною любимых имени. Но разве Брамс, как и Танеев, не берет вас за сердце, предоставляя возможность наслаждаться живительным воздухом бесконечно свежих модуляций, прекрасных неожиданностей и в то же время простотой, как, например, в романсе «О, если б путь обратный знать»?!
Не мог я пройти и мимо такого изящного романса на стихи Полонского, как «Маска» (соч. 34, № 3).
В этом романсе вальсовый характер связан конкретно с его содержанием. Место действия — «собрание», бал, где юноша встречает свою возлюбленную. Но встреча эта грозит им бедой:
О, во имя любви простодушной
Не снимай этой маски бездушной.
Я боюсь, друг мой милый, любя,
В этот миг я боюсь за тебя.
В непритязательном изящном романсе заключена своя драматургия, скрыт, пожалуй, целый сюжет. Герои любят друг друга, но обнаружить эту «простодушную» любовь — значит подвергнуть себя злой молве. Поэтому беззаботно исполнять это произведение нельзя, надо наполнить его душевным теплом и волнением, в мелодической линии выразительно оттенить переход от пения к речи. Например, подчеркивая значение слов, композитор прибегает к паузам во фразах: «Наконец она тихо сказала: я давно, я везде вас искала». У певца могут возникнуть трудности интонационного плана: так, опасны кульминационные фразы, утрировка в пении синкопированных окончаний фраз. Четко произнося слова, надо постоянно слышать аккомпанемент, сохраняющий танцевальный ритм (скрытый) и в речевых эпизодах. Романсы русских композиторов вальсового характера требуют целой исполнительской школы, поскольку очень велика их амплитуда — от «цыганских» надрывных до высокопоэтичных, как «Средь шумного бала» Чайковского, «Давно ль под волшебные звуки» Аренского или Метнера и т. д.
Совершенно иной по характеру романс «Последний вздох». Он так же написан на три четверти, но и следа танцевальности здесь не осталось. Трагическое содержание стихотворения — смерть любимого человека. Агония человеческих страстей передается поэтом в духе философского обобщения. Партия фортепиано и вокальная мелодия ведут как бы две линии: мелодия — страдание человека, теряющего дорогое существо, партия фортепиано — некое абстрактное, неживое начало. Перед певцом стоит довольно-таки трудная задача — преодолеть мелодические ассоциации с бытовым романсом, которые возникают в первых фразах: «Поцелуй меня... Моя грудь в огне... Я еще люблю... Наклонись ко мне». Следы «жестокого романса» узнаются и в «стонущих» секундах и в квинтах. Разумеется, материал Танеева намного интереснее, и к тому же аккомпанемент «помогает» завуалировать эти узнаваемые мелодические ходы. По содержанию этот романс перекликается с романсом Бородина на слова Пушкина «Для берегов отчизны дальной». Но если у Бородина — благородство страдания и единение даже в смерти, то у Танеева — несдерживаемое отчаяние (мелодия напоминает плач-причет), которое не снимается и мажорным заключением романса: от него должно остаться в памяти впечатление отчаяния, безысходности (иначе может произойти снижение, обесценивание выраженных в нем чувств-, и тогда будет прав Асафьев, считавший, что в этом романсе «сентиментально и бледно воплощается в звуке глубокая поэтическая идея»).